Люди рока

Юрий ЕНЦОВ

литератор, член Международной ассоциации писательских союзов

E-mail: yurii_encov@mail.ru

Мы знаем из истории, что поэт Сергей Есенин, родом из Рязанской губернии, сам из крестьян, ездил в Европу с Айседорой Дункан, которая была старше его лет на двадцать. Роковая женщина, она ему только жизнь испортила! Спился да повесился...

Когда эта официальная история поднадоела, стали говорить о пикантных подробностях взаимоотношений Есенина с другим крестьянским поэтом Николаем Клюевым, которого сравнивали с Распутиным, с той лишь разницей, что Григорию нравились женщины, а Николаю — мужчины. Красавчик Есенин его не мог не заинтересовать. Маяковский, увидев их вместе, назвал бабушкой и внучкой.

Во всей этой круговерти людей и событий взаимоотношения поэта с Зинаидой Райх не кажутся главными: ни в его, ни в ее жизни. Он — поэт, она — актриса, прима Театра имени Мейерхольда, потеснившая саму Бабанову, чей магический голос мы можем оценить в старом-престаром рисованном фильме «Снежная королева».

Ну что с того, что Зинаида Райх была какое-то время женой Сергея Есенина и родила от него двоих детей? Потом-то она вышла замуж за режиссера Всеволода Мейерхольда, знаменита стала с ним.

Теперь те великие спектакли, в которых она блистала, помнят только специалисты, историки театра. А любовь, предательство, сломанные судьбы, безумие — довесок к тем забытым премьерам. История выбирает для себя из людских судеб нечто наиболее значимое именно для нее. Складывается ощущение, что делает это Некто, кому ничто человеческое не чуждо. Недаром древние поручали эту обязанность — сортировать события по степени важности — Мнемозине, ее иногда называют музой истории, иногда богиней памяти. Но, копаясь в биографиях, порой хочется с ней немного подискутировать.

Есенин и Райх встретились в 1917 году, за пару месяцев до «Великой Октябрьской Социалистической», когда в России, совсем как в наши дни, выросло число убийств, распространялись наркомания и (вызванный, как тогда считали, кинематографом) разврат. По воспоминаниям современников, обреченность Империи стала очевидна еще до первой мировой войны, сразу после пышного празднования трехсотлетия дома Романовых, а то и раньше. За продуктами выстраивались очереди, рабочие избивали начальство, солдаты — офицеров, казаки отказывались тех и других усмирять. Ждали перемен.

И в это время в редакции левоэсеровской газеты «Голос народа» уже довольно известный крестьянский поэт Сережа Есенин, как его тогда называли, познакомился с недавней гимназисткой, простой машинисткой Зиной. Он зашел по делам к человеку, того не оказалось на месте, Сережа присел поболтать с красоткой, а потом, когда нужный человек пришел, Есенин понял, что девушка ему важнее. Так она была обаятельна.

Ее проницательность, в свою очередь, позволила Зине рассмотреть в нем талант. Наверное, произошло интуитивное озарение. Вскоре вместе с вологодцем Алексеем Ганиным они отправились в путешествие по Русскому Северу, а 4 августа 1917 года поженились.

Поэт был мил, обаятелен, казался на первый взгляд наивным: «кудрявенький и светлый, в голубой поддевке и сапогах с набором, он — по воспоминанию Горького — очень напоминал слащавенькие открытки». Но внешность обманчива, за плечами у Есенина уже был опыт одной неудавшейся семейной жизни. Поэт был женат гражданским браком на другой машинистке, Изрядновой Анне, у них родился сын.

Есенин уже освоился в городе и подтрунивал над разными «Гиппиусихами» с Мережковскими. Но ему пока выгодна роль сельского простачка, стриженного «под горшок», в сапогах гармошкой, поддевке и вышитой крестиком крестьянской рубашке. А между тем сам он писал:

«...И сапог-то я никогда в жизни таких не носил, и поддевки такой задрипанной. Говорил, что еду в Ригу бочки катать. Жрать, мол, нечего. А в Петербург на денек, на два, пока партия моя грузчиков подберется. Какие там бочки — за мировой славой в Санкт-Петербург приехал. За бронзовым монументом».

Есенин только формально «из крестьян», он окончил в Спас-Клепиках школу и Константиновское земское училище, отец его землю никогда не пахал, отрочество прошло в гостеприимном, открытом доме сельского священника, отца Иоанна.

Фактически он никакой не крестьянин, а сельский интеллигент. А играть роль крестьянина в городе было выигрышно, потому что владевшая умами городская интеллигенция, а вместе с ней определенная часть властьимущих, считали себя обязанными низам — рабочим и крестьянам. Вот он и притворяется, переняв это у Клюева...

Когда у Есенина появился еще один ребенок, начался быт, который, как известно, засасывает. Революция между тем набирала силу. А Есенин, милый юноша с тихим голосом, похожий на ангела, по обстоятельствам может быть и горлопаном. Он еще тот задира и драчун. Ему комфортно среди наводнивших улицы солдат. Сам во время империалистической носил форму, дезертировал. И теперь свой среди таких же вчерашних крестьянских парней — дезертиров. Некоторые знают его стихи. Он им читает, может частушки спеть. Ну не до семьи ему, опять не до семьи.

Многих нас, и автора этих строк, учили: то было «рождение нового мира». Что ж поделать, родов без крови не бывает. Кого-то пугали связанные с этим процессом страсти. А кто-то и в безобразии видел красоту «русского бунта». Пришло время пиров во время чумы, спекуляции, кокаина, бандитизма. Веселое время.

«Лошади падали на улицах, дохли и усеивали своими мертвыми тушами мостовые... Мы с Есениным шли по Мясницкой. Число лошадиных трупов, сосчитанных ошалевшим глазом, раза в три превышало число кварталов от нашего Богословского до Красных ворот», — вспоминал Анатолий Мариенгоф.

Жена и ребенок стали Есенину в тягость. Ведь это уже было в его жизни. Зинаида уезжает к родителям в Орел, но все еще пытается его по-женски удержать, навещает его в столице. Есенин попросил друга помочь ему отправить жену обратно в Орел. «...Не могу я с Зинаидой жить... Говорил ей — понимать не хочет... Не уйдет, и все... ни за что не уйдет... Вбила себе в голову: «Любишь ты меня, Сергун, это знаю и другого знать не хочу...» Наступает момент, когда он решает закончить эти встречи.

У нее же гипертрофированное, крайнее выражение женских и материнских черт характера. Большое значение для нее имели дети. Но она женщина мечтательная, романтическая. Чувствительность у таких людей достигает пика в сфере воображения, а оно разыгрывается как раз во время расставания с предметом любви. Отсюда ностальгия, тревоги.

Все произошло довольно быстро, неудивительно, что советские историки не хотели выделять этот эпизод в биографии великого поэта: ну сделал ребенка еще одной машинистке. Но ему нужно было решиться на непростой, возможно, мучительный выбор. Нечто подобное произошло и в его собственной семье: мать уходила от слабого мужа и деспотичного деда. Потом вернулась. Есенин пытался держаться за семью, но надолго его не хватало. Он противился искушению свободой, но искушение оказалось сильнее.

Его конфеточная красота и нарциссизм вызывают в памяти другую, выдуманную историю: героя Оскара Уайльда Дориана Грея, который из своего особняка уходил в поисках приключений в припортовый, злачный район. В случае Есенина вся страна стала таким бандитским притоном.

Есенин не смог, не в силах был сам сообщить о разрыве, его друг Анатолий Мариенгоф пошел и сказал Зинаиде, что у Сергея есть другая. Но у Есенина в тот момент другой женщины не было, он одиноко бродил по набережной Москвы-реки и, наверное, страдал. А может быть, сочинял стихи? Или вспоминал: перед тем, как выйти за него, она сказала ему, что он у нее — первый, а это оказалось неправдой. Есенин — мужик по крови — ей не простил. Иной раз, когда он вспоминал Зинаиду, судорога сводила лицо, глаза багровели, пальцы сжимались в кулаки: «Зачем соврала, гадина!»

Потом, когда Зина уже окончательно, как ей казалось, уехала в Орел из голодной и холодной Москвы, Есенин и Мариенгоф поселились вместе в одной комнатке в Богословском переулке, где какое-то время даже спали вдвоем в одной постели. И тот, и другой желали одного — славы. Один стал теоретиком имажинизма, другой — его лидером.

Но Есенин — и имажинист, пролеткультовец, и крестьянский поэт. Ему не было дела до теорий и манифестов. Ни до чего, кроме признания и успеха. Он ездит по стране с гастролями, а Зинаида в это время растит его детей, служит в Наркомпросе.

Однажды они встретились на вокзале Ростова. Вот уж неожиданность посреди необъятной России! Райх ехала из Орла в Кисловодск, Есенин возвращался из Ташкента. Ей захотелось, чтобы он увидел сына. Сергей нехотя согласился, вошел в вагон и отшатнулся от ребенка:

— Черный? Есенины черными не бывают...

Их первый ребенок, девочка, была светленькая — в отца. Сын оказался в маму. В дороге мальчик заболел. Мать выходила его, но сама заразилась тифом. То ли из-за болезни, то ли из-за этой встречи она потеряла рассудок, попала в лечебницу. Вышла оттуда другой, юная машинистка в ней умерла. Померкла любовь к Есенину. Ее чувства и воля стали, наконец, едины. Эмоциональная импульсивность, свойственная ей как любой женщине, сконцентрировалась на одном. Раньше это был муж, теперь — дети.

А у Сергея в это время шумный и, разумеется, скандальный успех, он выступает и печатается. У него есть деловая хватка, он внушал советским начальникам, что обязательно надо дать ему бумагу для издания книг, «и тогда Ленин наградит их орденами».

АССИСТЕНТКА В КОЖАНОЙ ТУЖУРКЕ

Зинаида Райх поступила на режиссерские курсы в Москве. Ими руководил знаменитый Всеволод Мейерхольд. Тогда было много разных курсов, где всех желающих бесплатно учили сочинять стихи, лепить и рисовать.

К моменту их встречи Мейерхольду было 47, он уже лет десять знаменит. Недоучившийся юрист, окончивший драматические курсы, он начинал как артист Художественного театра. Сначала газеты обзывали его декадентом, то есть разлагающейся частью искусства. После революции свое место в конце культуры он провозгласил началом новой эстетики.

Делая революцию в театре, он воспринимал происходящее как продолжение сценических действий, не замечая грязи. Катаклизмы его спектакля «Мистерия-буфф», конечно, обходились без заложников, обысков и расстрелов. Он поднялся на гребне волны в полной уверенности, что эта волна будет нести его всегда.

Человек театра, склонный играть не переставая, он оделся в красноармейскую шинель. В те времена это было необходимо, в солдатской шинели и поэт Александр Блок совершал прогулки, ведь интеллигента в гражданском костюме могли и убить. Вот только Есенину это было уже не нужно, он не собирался возвращаться к сапогам гармошкой и поддевке, ему надоело называться «поэтом из низов», он хотел быть просто поэтом.

Мейерхольд был склонен к разного рода революциям и метаморфозам. Когда вокруг все было спокойно, он устраивал их в собственной жизни. За четверть века до описываемых событий, в юности, он сменил вероисповедание и из немца и лютеранина Карла Теодора Казимира превратился в православного Всеволода, взяв имя своего юношеского кумира писателя Гаршина.

В 1921 году, в автобиографии во время чистки ВКП(б), он подробно описал, как полюбил девушку, работавшую на фабрике его отца: «Наросла и окрепла во мне вера в особенности другого класса, любовь к его здоровой очаровательности... Сменив гимназический мундир на студенческий, я переменил свое имя...»

Девушка-то была не против, но предупредила Карла Теодора Казимира: «Маманя велели взять с вас записку, чтобы вы не бросили меня, ежели будет ребенок».

Райх он полюбил так же, как некогда ту фабричную девушку Машу. Они часто ходили, укрывшись одной красноармейской шинелью. Учитель обнимал двадцатипятилетнюю студентку Зинаиду, ставшую его ассистентом по биомеханике, дисциплине, которую тогда придумали и очень высоко ценили. Сейчас это называется просто «сценическое движение».

Нашло свой выход прежде не вполне осознаваемое желание Зинаиды блистать. Был оценен ее синтетический ум, умение делать глубокие обобщения для лучшего понимания и простоты. Она и раньше была способна находить оптимальные решения. Не всегда правильно оценивала границы своих интеллектуальных возможностей, но пока с таким сильным союзником, как учитель, этого и не требовалось. Зинаида спокойно искала путь к первенству. Научившись убеждать, она уверовала в свою правоту, и ее уверенность, в свою очередь, заражала окружающих.

Она была хорошим ассистентом, вот как ее описал Вениамин Каверин: «Зинаида Райх, с широко расставленными глазами, соотнесенная сначала с собой, а потом уже со всем остальным человечеством, но легкая, невероятно красива. У нее прелестные, как вишни, глаза, матовая кожа и абсолютная женственность».

Прелестная, довольно грациозная, Зинаида имела хорошо подвешенный язычок, была приятным собеседником. Литературный и поэтический вкус ее развился еще ранее. Пока она была дипломатична, спокойна, уравновешенна.

Мариенгоф считал, что Райх бездарна, и заявил об этом Мейерхольду.

— Талант — это ерунда! — ответил мэтр. Он был уверен, что его собственного дара хватит на десятерых. И широкие Зинаидины бедра в те времена победы пролетариата оказались востребованы. Они тоже были протестом против уходящей салонной культуры.

МЕЙЕРХОЛЬД-РАЙХ: ХОЗЯИН БЕЗНАДЕЖНОГО ПОЛОЖЕНИЯ

В случае с Райх произошло то, о чем сказано в Интернационале: «кто был ничем, тот станет всем». Виктор Шкловский свою рецензию на мейерхольдовский спектакль «Ревизор» назвал «Пятнадцать порций городничихи». «Городничиху» играла Зинаида Райх, и ее было очень много. Из-за нее Театр имени Мейерхольда покинули и Гарин, и Бабанова.

Игорь Ильинский долгое время играл вместе с ней, и вот что он вспоминал: «Поначалу ее сценическая беспомощность, а также физическая неподготовленность и, попросту говоря, неуклюжесть, были слишком очевидны. Но позже она многому успела научиться от Мейерхольда и, во всяком случае, стала актрисой не хуже многих других».

И Мейерхольд ушел к Райх от жены, с которой прожил всю жизнь, зная ее с детства. Они были ровесники, поженились во время студенчества, родили трех дочерей. Но он отсек прошлую жизнь и даже взял новую фамилию: Мейерхольд-Райх. Они стали одним целым.

Ольга Михайловна Мунт, первая жена Мейерхольда, тяжело перенесла расставание. У нее был нервный срыв. Она уехала из Москвы в Петербург. Но в глубине души она понимала Мейерхольда — старились в то время быстро, она уже считала себя старой. Энергичного Мейерхольда никто за старика не принимал. Жена понимала, что ему нужна новая жизнь. Но только не с этой роковой женщиной!

Он обошелся с ней жестоко. Дал телеграмму: приезжаю с новой женой и прошу освободить квартиру. Ольга Михайловна его в сердцах прокляла. Потом об этом жалела.

У Мейерхольда были сложные отношения с повзрослевшими дочерьми. Но он полюбил приемных детей: Таня Есенина с большим доверием относилась к отчиму, чем к матери Зинаиде Николаевне. Всеволод Эмильевич интересовался ею и братом Костиком, любил, когда к ним приходили друзья, среди которых — юный Зиновий Гердт.

До революции режиссер Мейерхольд мог творить только то, что дозволялось цензурой, он находился «в рамках». Новая власть дала ему и пост заведующего театральным отделом Наркомпроса, и свой театр. Для занятия любимым делом ему выделяли средства, в его работу никто не вмешивался. Он почувствовал себя хозяином положения. Это опьяняло.

Как рассказывают, тем, кого любил, он мог отдать все. Но был страшно категоричен и ревнив. Это относилось и к любви, и к творчеству — на своем пути он мог смести все. Очень темпераментный, артистичный, он обожал быть центром внимания. И если вдруг появлялся соперник, готов был его уничтожить.

Эйзенштейн говорил: «Счастье тому, кто был связан с Мейерхольдом как художник, горе тому, кто зависел от него как от человека». Мог кем-то восторгаться, затем охладевал. Очень эрудированный, если человек делался ему скучен, он вычеркивал его из своей жизни...

Но его при этом очень любили даже те, кого он недооценивал. В том числе такие люди, как Валентин Плучек, Юрий Герман. Мейерхольд влюблял в себя, а потом воздвигал стену отчуждения. Так что есть немало людей, которые бы назвали «роковым человеком» самого Мейерхольда. Но мы теперь понимаем, оглядываясь назад, что он просто соответствовал своему времени и своей революции.

ДУНКАН-ЕСЕНИН: АМЕРИКАНСКАЯ БОСОНОЖКА

Точно так же, как Айседора Дункан, которая в разгар революционных событий обратилась к Луначарскому: «Хочу танцевать для масс, для рабочих людей, которые нуждаются в моем искусстве».

«Приезжайте в Москву. Мы дадим вам школу и тысячу детей. Вы сможете осуществить ваши идеи в большом масштабе», — ответили ей.

По воспоминаниям современников, Айседора, приехавшая в Москву, влюбилась в Есенина с первого взгляда, и он увлекся ею. Не найти друг друга в Москве они не могли, Есенин с Мариенгофом владели популярным литературным кафе «Стойло пегаса».

2 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан решили вступить в законный брак по советским правилам, так как они хотели вместе поехать в Америку. Они расписались в Хамовниках. Когда их спросили, какую фамилию выбирают, оба пожелали носить двойную Дункан-Есенин. Так и записали в их паспортах. «Теперь я — Дункан!» — кричал Есенин, когда они вышли на улицу.

Отношения этих двоих не похожих друг на друга людей были сложными. Они неоднократно расходились и сходились вновь. Всю жизнь Есенин мечтал о семейном уюте и покое. Но, с самого детства лишенный семьи, Сергей рос у бабушки с дедушкой по матери. И в этот раз он говорил, что женится на такой артистке — все рот разинут. Они родят сына, который станет знаменит. Но на деле, женившись, тут же стремился разорвать путы. Айседора относилась к нему по-матерински, ведь ее погибшему ребенком сыну могло быть примерно столько лет, как Сергею.

Есенин поехал на Запад в поисках мировой славы. Но все ограничилось туристической поездкой сначала по Европе на двух автомобилях, потом — по Америке. Есенину стало скучно с «Сидоркой». Он убегал от нее вместе с другим поэтом по фамилии Кусиков, который прибился к ним в Европе. Она сначала его искала, била посуду, потом взяла себя в руки, нашла ему замену, и они расстались, для того чтобы погибнуть поодиночке.

Через год после того, как Мейерхольд и Райх поженились, в 1923-м, Есенин вернулся в Россию. Он стал другим — исчезло юношеское обаяние, куда-то пропала деловая хватка. Успех у женщин был, но, похоже, это его все меньше занимало.

За три года до этого, 4 ноября 1920 года, на литературном вечере «Суд над имажинистами» Есенин познакомился с Галиной Бениславской. Их отношения продлились до весны 1925 года. «Из-за нескладности и изломанности моих отношений с С.А. я не раз хотела уйти от него как женщина, — писала она, — хотела быть только другом. Но поняла, что от С.А. мне не уйти, эту нить не порвать»...

В том же году Есенин познакомился с поэтессой и переводчицей Надеждой Вольпин. 12 мая 1924 года в Ленинграде у них родился сын.

Последняя попытка Есенина создать семью была им предпринята с внучкой Льва Толстого Софьей Андреевной. Она была младше Есенина на 5 лет. Заведовала библиотекой Союза писателей. 18 октября 1925 года они поженились. Но Софья стала еще одной из несбывшихся надежд Есенина. По воспоминаниям друзей Есенина, высокомерная аристократка, она привыкла к этикету и повиновению. Это не сочеталось с характером Сергея.

Он менял женщин, пил и стремился к гибели. За ним тянулись слухи о скандалах. Преувеличенные слухи. И он стал цепляться за прошлое. Тот же Мариенгоф считал, что больше всех своих женщин Есенин «ненавидел и любил по-настоящему» Зинаиду.

Сергей приходил к детям в квартиру Мейерхольда и трезвый, и пьяный: звонил в дверь, не уходя до тех пор, пока их ему не показывали. Райх стала встречаться с ним у своей подруги Зинаиды Гейман. Мейерхольд об этом знал. Пытался хоть как-то помешать, выговаривая ей: «Прошу вас, прекратите это: они снова сойдутся, и она будет несчастна»...

Но ночью 23 декабря 1925 года Райх позвонили и сообщили о самоубийстве Есенина. С ней случилась истерика, Мейерхольду пришлось носить ей воду и мокрые полотенца. На похороны они поехали вместе. Мать Есенина, увидев ее, крикнула у гроба:

— Ты виновата!

Матери тоже ошибаются, Зинаида считала Есенина для себя «самым главным и самым страшным». Но главное и страшное в ее жизни еще не кончилось. А вот Галина Бениславская застрелилась на могиле Есенина, оставив записку: «3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, после этого еще больше собак будут вешать на Есенина... Но и ему, и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое...» Ее похоронили на Ваганьковском кладбище рядом с поэтом. Это было только первое в череде самоубийств «а-ля Есенин». Так что и кудрявый юноша, которому не суждено было постареть, тоже стал для некоторых черным, «роковым» человеком.

Он прожил свою жизнь поэта, реализовал свои возможности, но ни как крестьянин, ни как отец он в должной мере не реализовался. Он «смылся», как сказал своей первой жене Анне накануне отъезда в Ленинград, сбежал, не ответив даже за грехи молодости, не говоря уже об ошибках зрелости, свойственных тридцатилетним, сорокалетним. Их у него просто не было.

ПОВТОРЯЮЩИЙСЯ АККОРД ИСПОРЧЕННОЙ ПЛАСТИНКИ

Закончился период военного коммунизма, начался нэп, потом возрождение империи с товарищами вместо господ. Аскетизм опять не моден, на дачах заиграли патефоны. Символами десятилетия становились широкая улыбка, физкультурный парад и бодрая музыка.

Возвращалось к академизму искусство. В царские времена Мейерхольда критиковали черносотенцы, теперь за него взялась советская критика. До революции про него думали: не злоумышляет ли он чего против трона, теперь же выискивали в его спектаклях антисоветчину.

Он не заметил, когда началась реставрация империи. Когда он был в Берлине, его уговаривали остаться на Западе, но ему казалось, что у него все в порядке. Он не мог представить, что ему что-то сделают исподтишка, ведь сам он всегда играл в открытую...

В 1935 году Мейерхольду — единственному из народных артистов России — не дали звания народного артиста СССР. Потом отстранили от руководства строительством нового здания для театра. Семья чувствовала приближение беды. В разгар нападок на мужа Зинаида Райх заболела тяжелым нервным расстройством, у нее полностью помрачилось сознание, она лечилась у психиатра.

Это была черная меланхолия, вызванная недостатком жизненных сил, которые все отдавались сцене. Над нею довлел психологический комплекс, связанный с ранним опытом, его можно назвать «чувства в плену прошлого». Тяжелые до боли воспоминания не давали ей ощущать себя счастливой в настоящем, тем более что это настоящее становилось все тревожнее. Если отрицательные эмоции начинают преобладать в жизни, они действуют гнетуще, навевают мрачное настроение. Она оказалась в одиночестве со своими невзгодами. Давящее облако стояло над ее головой. Не в силах заставить себя забыть минувшее, встретить новый день с надеждой и доверием, она теперь не могла внушить веру и ближним.

«Дорогая, горячо любимая Зиночка! — писал ей в лечебницу Мейерхольд. — Мне без Тебя, как слепому без поводыря. Это в делах. В часы без забот о делах мне без Тебя, как несозревшему плоду без солнца.

Приехал я в Горенки 13-го, глянул на березы и ахнул. Что это? Какой ювелир Ренессанса развесил все это, будто напоказ, на невидимых паутинках? Ведь это же листья золота! (Ты помнишь: в детстве такими нежными листьями золота закрывали мы волнистую кору грецких орехов, готовя их к елке.) Смотри: эти листья рассыпаны по воздуху. Рассыпанные, они застыли, они будто замерзли...

Секунды их последней жизни я считал, как пульс умирающего.

Когда я смотрел на сказочный мир золотой осени, на все эти ее чудеса, я мысленно лепетал: «Зина, Зиночка, смотри на эти чудеса и... не покидай меня, тебя любящего, тебя — жену, сестру, маму, друга, возлюбленную. Золотую, как эта природа, творящая чудеса! Зина, не покидай меня! Нет на свете ничего страшнее одиночества!»

Почему «чудеса» природы навели на меня мысли о страшном одиночестве? Ведь его нет на самом деле! Ведь оно — одиночество это — кратковременно?..

Любимая Зина! Береги себя! Отдыхай! Лечись! Мы здесь справляемся. И справимся. А что скучно мне без тебя непередаваемо, так это уж надо претерпеть. Ведь не на месяцы же эта разлука? Скоро мы снова будем как две половины одного сладкого спелого яблока, вкусного яблока.

Крепко обнимаю тебя, моя любимая...

Крепко целую. Всеволод».

ЗАТЯНУВШИЙСЯ ФИНАЛ

Из-за ее испортившегося, а точнее проявившегося, характера коллегам приходилось нелегко. Они-то терпели. Но однажды на одном из приемов Зинаида поругалась со «всероссийским старостой» Калининым. Кричала ему: «Ты бабник!» Рядом стоял Мейерхольд. Он понимал, что жена реагирует на все острей, чем обычные люди, и любая шутка может показаться ей оскорблением.

Ей уже давно было свойственно слишком энергичное, импульсивное поведение, когда человек сам себе враг. Натолкнувшись на сопротивление, она выходила из себя, раздражалась, желая во что бы то ни стало добиться своего. Других это возмущает, они считают это эгоизмом. Конечно, ей надо было сдерживаться, избегать таких ситуаций, сначала думать, потом действовать, быть тактичнее, так как цели можно достичь лишь терпением. Но уже пятнадцать лет ее окружали почитатели и поклонники. Она забыла, что можно вести себя иначе.

На сцене Райх жила страстями героев «Леса», «Ревизора», «Горя от ума», «Дамы с камелиями». Она влюблялась, страдала, умирала в созданном фантазией мужа мире. После спектакля возвращалась умиротворенная, разумная.

Зрители восторгались нечеловеческими криками ее героинь. Но постепенно Райх и в жизни стала вести себя, как на сцене. Есть такой исторический анекдот: однажды она обнаружила, что на базаре у нее вытащили кошелек, и закричала. И это было так страшно, что потрясенный воришка вернулся, тихо вернул ей краденое и убежал...

Трудно было ожидать подобного от Михал Иваныча, одного из руководителей страны, он ведь не был мелким воришкой, скорее «паханом», ведь он входил в окружение «гения всех времен и отца народов», бывшего грузинского абрека, а это окружение, что ни говори, состояло сплошь из террористов и экспроприаторов. Там не удержался бы человек, не обладающий огромными амбициями и железными нервами. Женский крик вряд ли мог его испугать, только разозлить.

Последний раз на сцене театра Мейерхольда она играла 7 января 1938 года главную роль в «Даме с камелиями». Уже было подписано постановление о закрытии театра. Последние слова героини: «Ты видишь, я улыбаюсь, я сильная... Жизнь идет». Она вставала из кресла и, обеими руками ухватившись за штору, открывала окно. Яркий солнечный луч освещал комнату. Держась за штору, она опускалась в кресло спиной к зрителям. После паузы рука ее падала с подлокотника и безжизненно повисала. Так Мейерхольд показывал миг смерти. В этот вечер этот жест зафиксировал конец театра Мейерхольда и последнюю роль на сцене Зинаиды Райх.

Театр закрыли, началась травля. Газеты поливали Мейерхольда грязью, а в его доме в это время металась полубезумная женщина. Опальный режиссер ухаживал за ней, приносил пить, обтирал лоб влажным полотенцем. Врачи его не обнадеживали. Но к Зинаиде Райх рассудок вернулся.

УЙТИ, ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ

Но вернулся ли? Судя по дерзкому письму к Сталину, в котором она заступалась за мужа, не до конца. Она намекала на то, что вождь ничего не понимает в искусстве, и приглашала его к ним в гости. Следователь, занимавшийся реабилитацией Мейерхольда, считал, что это письмо сыграло очень плохую роль. А она не только в письме — везде кричала, что ее мужей травят: сперва Есенина, а теперь Мейерхольда. А ведь Сталин и сам был в молодости поэт, а в зрелости театрал...

Всеволода Эмильевича арестовали. В тюрьме в 1940 году он написал письма Молотову, опубликованные в конце 80-х:

«...Лежа на полу лицом вниз, я обнаружил способность извиваться, и корчиться, и визжать, как собака, которую плетью бьет хозяин... Меня здесь били — больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине...»

Зинаиды в это время уже не было в живых, произошло зверское убийство, которое так и не раскрыли. На ее крики не вышел никто из соседей. Они знали о ее болезни и привыкли к тому, что у Мейерхольдов кричат. Из квартиры не взяли ничего, в коридоре с разбитой головой осталась лежать домработница, тело хозяйки нашли в кабинете с восемью ножевыми ранами. По дороге в больницу она умерла от потери крови.

Первая жена Мейерхольда Ольга Михайловна, поехавшая в Москву, чтобы вместе с Зинаидой Николаевной собирать какие-то документы для освобождения Всеволода Эмильевича, когда Зинаиду убили, еще была в Москве — она пришла к ней проститься, а ее не пустили в квартиру.

Она вернулась в Ленинград, и десятого февраля, когда родные отмечали день рождения Мейерхольда, сказала: «Мне кажется, что его уже нет в живых». Всеволода Эмильевича действительно уже неделю как убили, но это стало известно только в 1955 году.

В большую квартиру Мейерхольда в «Доме артистов» у Центрального телеграфа министр госбезопасности Лаврентий Берия вселил своего шофера с семьей и секретаршу. Возможно, что так он решил жилищные проблемы своих сотрудников, не тратя времени на арест, допросы и суды, как, например, тот, что состоялся 13 августа 1937 года над сыном Анны Изрядновой. Юрий Есенин был расстрелян по обвинению в подготовке покушения на Сталина.

Было это покушение или нет? Теперь не доискаться до истины. Наложил на себя руки его отец сам или к этому тоже причастны в НКВД? До конца непонятно. Неизвестно, кто убил Зинаиду Райх. Все ясно только с Мейерхольдом. Он пережил свое время, свою революцию, свою эстетику. И «слишком много возомнил о себе», по мнению кремлевского горца. Но ведь и Зинаида Райх, родившаяся как актриса под мейерхольдовской красноармейской шинелью, вряд ли смогла остаться актрисой без него.

Литературные критики давно уже сошлись во мнении, что Есенин, хотя и писал, что хочет «задрав штаны бежать за комсомолом», но в жанре прославления укрепляющейся власти был не слишком убедителен. На поприще восхваления властей очень большая конкуренция. Так что он был обречен и чувствовал, что долго с ним нянчиться власти не будут.

Но другие дети Есенина судьбу отца не повторили так буквально. Константин стал спортивным журналистом. Татьяна занималась архивом Мейерхольда, родила двоих детей, одного из которых назвала Сергеем, другого Константином. Ученый-математик и правозащитник Александр Есенин-Вольпин — создатель Комитета по правам человека. Живет в США, периодически публикует свои стихи. А из дочерей Мейерхольда наиболее известна Ирина, вышедшая замуж за актера Василия Меркурьева, снявшегося в таких фильмах, как «Небесный тихоход» и «Три товарища», и заслуживающего, может быть, отдельного рассказа.