Сандро Фазини. Фотографии художника-кубиста

Молодой Сандро. Одесса, 1919 г.

Очень немногие в России знают об одесско-французском художнике и фотографе, работавшим под псевдонимом Сандро Фазини. Что нам известно, кроме нескольких строчек в биографическом словаре художников русского зарубежья?

Он появился на свет 23 декабря 1892 года по старому стилю (5 января 1893 года по новому) в Киеве, в семье богуславского мещанина Арье Файнзильберга. Одесситы считают его своим: детство и юность художник провел в Одессе. Он был старшим, родители звали его Саня, Саша, Александр.

Постепенно сыновей становилось все больше (четверо), а денег все меньше. (Как шутил Ильф: «Я родился в бедной еврейской семье и учился на медные деньги».) Отец, мелкий банковский служащий, хочет обеспечить мальчиков надежной профессией. Двух старших он определяет в коммерческое училище. Одолев курс наук, Александр с блеском заканчивает Одесское художественное училище: он прирожденный художник! (Представляете себе разочарование старика Файнзильберга?) По стопам старшего, с тем же результатом, спешит следующий сын — Михаил. (Представляете себе недоумение старика Файнзильберга?) Илью, третьего по старшинству, отдают в ремесленное училище, но, получив звание подмастерья и переменив множество технических профессий, он входит в круг молодых одесских поэтов, сам пишет стихи, а в дальнейшем становится известным московским писателем-сатириком. (Представляете себе изумление старика Файнзильберга?) Угодил отцу только младший: он выучился на топографа.

Родовая фамилия не годится для людей искусства: тяжела и неблагозвучна. «Братья Ф.» прибегают к псевдонимам. У Александра — «с итальянским акцентом»: Сандро Фазини (S. Fasini). У Михаила — «музыкальный»: Ми-фа, потом — МАФ. Илья присоединяет к трем буквам имени первую букву фамилии и становится Ильфом.

Иза Кремер. Рисунок 1910-е гг.

Начиная с мая 1911 года, Сандро сотрудничает в популярном одесском журнале «Крокодил». Почти в каждом номере появляются его рисунки, заставки, виньетки, карикатуры, фотоэтюды — иногда до десяти работ одновременно. Он иллюстрирует знаменитые поэтические альманахи 1915—1917 годов («Седьмое покрывало», «Авто в облаках», «Чудо в пустыне»), пишет декорации к авангардным спектаклям, расписывает интерьеры литературно-поэтических кабаре. «В России, — вспоминает он позже, — в прошлые, конечно, годы, у меня была известность, и я зарабатывал большие деньги. ...Я никогда не был последним и всегда выделялся».

В 1917 году Фазини примыкает к Обществу Независимых художников, участвует в их выставках. Рецензенты называют его «кубистом», насмешничают: «В детстве, по недосмотру няньки, ударился темечком о кубики...»

Рисунки «ультрасовременного» Фазини обильно публиковались в одесских сатирических журналах «Фигаро», «Бомба» и «Яблочко» (1917—1918). При большевиках он работал в Югроста. Валентин Катаев в повести «Трава забвенья» припоминает «громадный щит-плакат под Матисса работы художника Фазини — два революционных матроса в брюках клеш, с маузерами на боку на фоне темно-синего моря с утюгами броненосцев».

Когда в Одессе настали «окаянные дни», художник эмигрировал. В начале 1922 года он пишет из Константинополя своему американскому дядюшке — просит прислать ему вызов: «К сожалению, сейчас нельзя делать выбора, и выбирать Россию сейчас как поприще — значит выбрать смерть. Представить себе, что такое Россия теперь, человеческому уму невозможно. Это нужно увидеть собственными глазами, и только тогда можно понять».

Но с Америкой не получилось, и Фазини обосновался в Париже — Мекке художников. В городе его мечты тоже оказалось нелегко. В 1927 году отец извещает младших сыновей: «Получил от Сани письмо, из которого заключаю, что его дела незавидные». Тем не менее к началу 1930-х годов его живопись, балансирующая на грани абстракции и сюрреализма, пользовалась успехом. Современные французские искусствоведы называют Фазини «одним из исключительно интересных мастеров Парижской школы». Его работы экспонировались в Осеннем Салоне, Салоне Тюильри и Салоне Независимых, висели бок о бок с полотнами Клее, Люрса и Пикассо в галерее Вавен-Распай.

Эйфелева башня. 1930-е гг.

Илья Эренбург, подружившийся с Ильфом и Петровым, когда они приехали в Париж осенью 1933 года, вспоминал, что Ильф «разыскал своего брата, художника, давно уехавшего из Одессы, тот старался посвятить Ильфа в странности современного искусства». Братья не виделись больше десяти лет.

«Он занимается фотографией, и очень хорошо», — радуется Ильф, сам страстный фотограф, и дарит брату камеру Rolleiflex. Фазини оценил подарок по заслугам: «Я Rolleiflex очень доволен и чувствую, что скоро, скоро начну им делать хорошие фотографии на пластинки». Его друзья напишут потом Ильфу: «Воспользовавшись чудовищной и явно неестественной способностью нового аппарата фиксировать все даже ночью, он снимает друзей, знакомых, обстановку, в театре и на улице, днем и ночью»; или «Саша без памяти фотографирует и для этого мечется по всей Европе. Был в Бельгии, теперь мотнулся в Испанию». Фотосъемки «со все время хлопающим Rolleiflex» дают реальную возможность зарабатывать деньги: «Саше поручили заснять целый ряд фабрик, производящих разные химические продукты и имеющих свои отделения в нескольких странах, — писала в Москву жена Фазини. — Пригласили его как художника-фотографа модерниста с тем, чтоб все было готово к будущему году к выставке в Брюсселе, где его и «повесят». В июле месяце [1934 года] он снимал фабрики около Парижа, затем поехал в Бельгию, где был в трех городах и тоже хлопал...» В другом письме она сообщает, что муж «получил приказ, довольно лестный, отправиться в Эльзас и Лотарингию похлопать Вашим, принесшим ему счастье аппаратом».

Фотография. 1930-е гг.

Рекламные фотографии говорят сами за себя. Чистая, эффектная работа. Зоркий взгляд. Необычные ракурсы. Необычный выбор натуры. Художник-кубист проявляется и в фотографии. В окружающих ландшафтах он, как и Пикассо в своих фотографиях, ищет четко выраженные геометрические формы у снимаемого объекта. Контрастный свет выявляет плоскости, как бы доказывая реалистическую основу кубистического изображения в живописи. Новую фотографическую эстетику Фазини ищет в новых объектах съемки, характерных в 1920—30-х годах в живописи «новой предметности». Фотографические натюрморты напоминают живописные работы художников-кубистов. Игра с формой (шар и куб), фактурой и материалом дает новые средства для его художественного самовыражения в фотографии. Участвуя в живописных выставках вместе с Пикассо, наверняка происходило обсуждение художественных возможностей фотографии. Так, съемка Фазини городка с верхней точки превращает нагромождение крыш домов в абстрактный рисунок. Этот снимок созвучен фотографиям Пикассо реальных ландшафтов, в которых художник видел кубистические композиции.

В живописи и в фотографии Фазини все время находился на переднем крае. Многие его работы очень современны, как будто они созданы в наше время. Фотографии Фазини регулярно печатались в парижском еженедельнике «Vu» за подписью Al Fas. В 1937 году его художественные фотоработы с успехом экспонировались на Международной парижской выставке.

После смерти Ильфа в апреле 1937 года переписка братьев обрывается, а потом происходит самое печальное: 16 июля 1942 года Фазини с женой Азой были арестованы французской полицией. Концлагерь Дранси под Парижем, депортация из Франции 22 июля 1942 года. Оба погибли в Освенциме. Мекка художников обернулась для художника Голгофой.

Нельзя не заметить, что «братья Ф.» — пример исключительной одаренности, пристрастие к искусству было у них в крови. Знаменательно, что призванием всех четверых оказалась фотография: Фазини был фотографом-профессионалом, МАФ — любителем, Ильфа мы недавно «открыли» как тонкого лирического фотомастера (см. «Фототехнику и видеокамеры» №4/2002 г.), а младший, Вениамин, переживший братьев на полвека, оставил отличное фотонаследие — портреты и пейзажи.

Вид города с башни. 1930-е гг.
Композиция с африканской статуэткой. 1930-е гг. Фотография. 1930-е гг.








Фотографии. 1930-е гг.