Про Коко, которая любила, но не вышла замуж

Заботясь о красоте, надо начинать с сердца и души, иначе никакая косметика не поможет».

Габриэль Шанель

Мадемуазель Шанель, первая женщина, ставшая из модистки модельером, проложила дорогу к мировой славе другим кутюрье. Само это французское словечко, переводящееся просто как «портной», постепенно вошло в разные языки, означая художника по одежде, дизайнера костюма, конструктора платья.

Кто знает французского модельера начала прошлого, ХХ века, Пьера Пуаре? Только историки. После Шанель появились Кристиан Диор, Ив Сен-Лоран и другие, их уже знают все. Началась эпоха Высокой моды — Haute Couture, моделирование одежды было приравнено к искусству...

Хотя если бы двадцатилетней Габриэль году эдак в 1903-м сказали про «конструирование одежды», она бы посмеялась, наверное, решив, что это шутка наподобие «водителя кобылы».

Считается, что Габриэль Шанель создала или по крайней мере ввела в моду, кроме своих знаменитых духов Chanel №5, еще и первую трикотажную ткань джерси, короткую стрижку для женщин, женские брюки, пляжный костюм и даже саму моду на загар, приучила европейцев к британскому твиду, вообще придумала носить сумочки через плечо и конкретно стеганую сумочку на золотой цепочке, металлическую бижутерию, цепочки на шею и пояс-цепочку, бежевые туфли-лодочки с черным носом и, наконец, «маленькое черное платье», о котором так много говорит Слава Зайцев.

Действительно, многие предметы современного гардероба кажутся нам совершенно естественными, как бы существовавшими всегда. Но если мы оглянемся назад, ко временам до 19 августа 1883 года, когда в горном районе на юге Франции в Сомуре родилась Габриэль Шанель, мы увидим, что женщины, которые хотели казаться элегантными и могли это себе позволить, тогда носили огромные шляпы, украшенные перьями и цветами, корсеты и пышные сложные платья.

Не все, только аристократки. Моделируя для них одежду до тех пор, пока сам этот класс не изменился кардинально, Коко Шанель тоже стала аристократкой. С кем поведешься... Эта женщина успешно создала миф о себе. Ведь престиж — это тоже красивая сказка. Работая в жанре престижа, она неминуемо должна была приобщиться к этому мифу, стать его частью.

Однако перед тем как сделаться ведущим парижским модельером, известным на весь мир, ей пришлось довольно долго выбиваться из низов, из самой настоящей французской глубинки. Ведь ее гористый Сомур тех лет — это не то, что наше Иваново, это как сейчас Горный Алтай, Хакасия или по крайней мере Урал.

Ее дед Анри-Адриан с бабкой, родители Альбер Шанель и Жанна Деваль были бедняками. Мать, согрешив в девятнадцать лет, вынуждена была бежать вслед за любимым — бродячим торговцем, лоточником, или, как говорили в те времена у нас в России, «коробейником». Вторую родившуюся у них девочку назвали Габриэль, что в переводе значит «могущество».

Она, в отличие от сестры Жюлии, появившейся на свет в кабачке, родилась в богадельне. Через год, когда ее отец Альбер был вынужден зарегистрироваться с Жанной, он узнал, что у него самого родилась сестра Адриенна, ровесница дочери. По мужской линии Шанели были весьма плодовиты, но не любили скреплять свои отношения с женщинами узами законного брака.

Жанна успела еще родить дочь Антуанетту и двоих сыновей: Люсьена и Альфонса. Но 16 февраля 1895 года Габриэль осталась без матери, которая умерла от болезни, по симптомам напоминающей астму. Забегая вперед, скажем, что, родив пятерых детей, промучившись до тридцати трех лет с непутевым мужем, Жанна оставила после себя что-то вроде «проклятья». Полноценные семьи удалось создать только сыновьям, две дочери умерли молодыми, а Габриэль, хотя и дожила до 88 лет, так ни разу и не вышла замуж.

«Принято считать, что роскошь — противоположность нищеты. Нет, роскошь — противоположность вульгарности».

Габриэль Шанель

Поскольку родственники пятерки маленьких Шанелей все время торговали по разным ярмаркам, разыскать их было непросто, то двух братьев отдали на воспитание в крестьянские семьи, так было принято, а сестры попали в монастырь Абазин, основанный еще в XII веке святым Этьенном.

Там они получили неплохое образование, а также научились хорошо шить, кроить, гладить. Здесь у Габриэль появилось пристрастие к черно-белым тонам, поскольку такой была одежда монахинь и форма воспитанниц. Потом она попала в католическую школу в Мулене, где встретилась со своей теткой, хотя и ровесницей, Адриенной. Они стали называть друг друга сестрами и всегда помогали друг другу.

Покинув приют, юная Габриэль поселилась у другой сестры отца Луизы Костье, жены железнодорожника, в небольшом поселке Варенне. А в двадцать один год, достигнув совершеннолетия, Габриэль и Адриенна Шанель стали портнихами.

Мадемуазель Шанель всегда была в самой лучшей ситуации из возможных. Она чувствовала себя центром внимания, даже если на самом деле это не так. Всегда была уверена, что производит впечатление. Она была горда, спокойна, даже если испытывала неуверенность.

Поскольку Мулен был гарнизонным городом, где располагалось несколько полков, в том числе 10-й егерский, нет ничего удивительного, что девушки вскоре познакомились с молодыми офицерами. Это историческое событие, по воспоминаниям бывшего кавалериста Собатье д’Эсперайна, произошло в мастерской «Современный портной». Офицеры стали приглашать девушек повеселиться в кафе «Ротонда».

Мне представляется, что Габриэль из поколения людей, относившихся к жизни легкомысленно и беззаботно, фильм «Большие маневры» с Жераром Филипом и оперетта Жака Оффенбаха «Летучая мышь» — это про них. Их эмоциональные запросы были невелики, и поэтому не столь затруднены в своем осуществлении, как у людей других стран и поколений. Она относилась к жизни легко, была девушкой покладистой. Умела и любила хорошо проводить время, и окружающие не относились к жизни так уж серьезно.

Вскоре Габриэль решила попробовать себя на музыкальном поприще. Все девушки, как тогда, так и теперь, любят петь. Но голосок у нее оказался слабоват. Однако она была очень привлекательна, и (считает наиболее авторитетный биограф Шанель Эдмонда Шарль-Ру) ей могли бы предложить амплуа «франтихи», в котором главное было не петь, а забавно кривляться и смешить зрителей. В ее репертуаре появилась песенка «Сосо», из-за чего она и получила у новых друзей свое прозвище Коко, закрепившееся на всю жизнь.

Однако, не добившись ни малейших успехов на эстраде, она завела тесную дружбу с несколькими кавалеристами, возможно, среди них был дю Гарро де Ла Мешри, хотя вряд ли. Вероятнее, Верде де Лисль или Аниссон дю Перон, но, скорее всего, де Баржак де Ранкуль, д’Аленис де Ла Розри, а то и вовсе де Понтон д’Амекур и де Ла Бурдоне. Впрочем, был среди них и один пехотинец, которого звали Этьенн Бальсан, без всяких «де». Второй Этьенн в ее жизни, но уже не такой святой.

Он скептически отнесся к ее желанию ехать в город Виши, где были настоящие театры, и пробоваться на сцене, но помог деньгами. Бальсан не был дворянином, он происходил из буржуазной семьи, его дед и отец сколотили состояние, позволившее сыну не думать о завтрашнем дне. И он хотел заниматься спортом, то есть скачками. За полвека до него человек с похожей фамилией, но вряд ли его родственник Оноре Бальса вынужден был изменить свою фамилию и стать «де Бальзаком» для того, чтобы его воспринимали всерьез. В начале ХХ века это уже было необязательно.

После того как стало ясно, что музыкальная карьера не заладилась, Габриэль устроилась работать в Виши подавальщицей лечебной минеральной воды. Потом от отчаяния она чуть было не уехала в путешествие по Египту. Но они опять встретились с Этьенном, который рассказал, что, получив наследство, купил имение в Руайо близ Парижа и намерен заниматься разведением скаковых лошадей. Она сама предложила ему составить компанию, и они стали близки на последующие пару лет.

Коко была идеальным товарищем, скромная, нетребовательная, она заказывала себе одежду у сельского портного. Незлобивая, веселая, она в то же время обладала чувством собственного достоинства. Любопытно, что поместьем Этьенна стал перестроенный древний монастырь. Габриэль опять попала в обитель.

Каждые два месяца они выезжали на скачки, а в промежутках принимали у себя гостей. Иногда ездили в Париж, где Коко без всякого восторга посмотрела спектакль со знаменитой актрисой Сарой Бернар, которая, в отличие от ее подруг и названной сестры Адриенны, показалась ей нелепой.

Этьенн не стремился никуда пробиться, не желал никакой славы, кроме спортивной. Габриэль была его содержанкой, «незаконной женой», но не хотела выглядеть кокоткой, стремилась отличаться одеждой от богатых куртизанок и предпочитала строгие, скромные костюмы, которые дополняли небольшие элегантные головные уборы. Шляпки женщины в те времена часто переделывали сами, и Коко стала специалисткой в этом. Возможно, она была похожа скорее на гувернантку, чем на любовницу, но без намека на детей...

Как-то раз в 1908 году в Руайо появился еще один спортсмен. Это был молодой британец Артур Кейпел, которого друзья звали Боем. Он сразу произвел на Габриэль особое впечатление. И примерно в это же время между Коко и Этьенном началось охлаждение. Но Бальсан был человек благородный и не мог просто выставить Коко за дверь. Он в ответ на просьбу мадемуазель Шанель предложил ей свою парижскую квартиру для организации шляпной мастерской. Габриэль стала модисткой, а в помощницы взяла сестру Антуанетту.

Шляпки Коко со временем стали пользоваться успехом. Почувствовав себя уверенно, Шанель стала жить более самостоятельно. Не все было просто, мало придумать стиль, надо еще правильно встретить клиенток. Ее изделия покупали парижские аристократки и просто богачки, важно было не назначить время примерки одновременно чьей-нибудь жене и любовнице. Ей очень помогла опытная шляпница Люсьена Работе.

Разрыв с Этьенном вряд ли был мучительным для Габриэль. Бывший любовник не слишком ценил ее. Возможно, он ревновал, но не показывал вида. Привязать ее было нельзя, лучше и не пробовать — она подчинялась только по своей доброй воле. Ее свободолюбие не знало границ. Она продолжала приезжать к нему в гости в качестве друга. Иногда вместе с Боем.

«Кокетство — это чувства, украшенные разумом».

Габриэль Шанель

Ее дружба с Артуром Кейпелом длилась почти десять лет. Именно ему она обязана тем, что из модистки стала модельером. Бой в отличие от Этьенна не был просто спортсменом, он хотел многого добиться в жизни, и это ему удавалось. Может быть, просто ему хотелось что-то кому-то доказать. Он ведь даже не знал, кто его отец: то ли индийский раджа, то ли еврей-банкир? Коко тоже почти безотцовщина, но у Боя, в отличие от нее, имелись угольные копи в Шотландии.

Она уже тогда была способна на сильную и долгую любовь, но, возможно, чувства ее несколько выставлялись напоказ, при этом ее страсть была по-женски корыстна. Ее притягивало прекрасное, она рано начала судить об искусстве. Она была добра, предупредительна, ласкова. После того как ей так повезло сначала с Этьенном, потом с Артуром, можно было предположить, что семейная жизнь обещает быть счастливой.

В любви она была сердечна и благородна. Ей не нравились в мужчине мелочность и жадность. Ей нужен был герой с большой буквы, нужно было поклоняться ему, обожать его, гордиться. Отдав кому-то сердце, она стремилась к верности и преданности до конца.

Коко утверждала, что любила в свой долгой жизни только однажды и только Артура. Он говорил по-французски с интересным акцентом, много читал. Вращался в самых разнообразных кругах. Какая-то из подруг Боя повела Коко к Айседоре Дункан, оставившей у Габриэль еще худшее впечатление, чем Сара Бернар.

Дело в том, что в эти годы Коко все еще продолжала мечтать о сцене, но ни опера, ни танцы ей не давались. Однако у нее появились подруги из мира богемы, актриса Габриэль Дорзиа, танцовщица Кариатис, а главное — меценатка и натурщица Мися — Софья Ольга Зинаида Годебская-Натансон-Серт.

Как-то раз их компания разыграла Этьенна Бальсана: будто бы к нему в поместье попросился переночевать епископ, который тут же стал грязно приставать к горничной. Вскоре выяснилось, что это никакой не священник, а артист. Всем это так понравилось, что вскоре был организован костюмированный праздник на манер сельской свадьбы, на котором Коко нарядилась сельским пареньком. У нее всегда был интерес к мужской одежде.

Дела Боя шли в гору, он наращивал обороты угольной торговли, познакомился и подружился с сенатором Клемансо, ставшим через некоторое время премьер-министром. А Коко заполучила в клиентки баронессу Ротшильд и ее знакомых.

Коко с Боем открыли еще один модный магазин, на этот раз не в Париже, а в курортном Довиле. Это случилось как раз накануне первой мировой войны. В первое время после ее начала казалось, что модная затея обречена на неудачу, но потом выяснилось, что война им обоим только на руку. В Довиль к Коко потянулись беженцы. В том числе и хозяева разоренных немцами замков на востоке Франции. Не то, что им нечего было носить, но, как известно, лучшее средство от огорчений — покупка нового платья или шляпки.

Патриотичные французские богачки работали в госпиталях, и тут им нужен был элегантный костюм медсестры. Так что Коко опять пришлось обращаться за помощью к родственницам, одна она не справлялась с наплывом клиенток.

В войну вступили союзники: англичане, российский экспедиционный корпус воевал во Франции, после долгих колебаний американцы вступили в войну. Париж был спасен от немецкого вторжения. Коко вернулась в столицу и тут же открыла еще одно ателье в Биаррице.

В это время текстильный инженер Родье предложил ей новую ткань, что-то типа машинной вязки. Это и была джерси. В трикотажных платьях и кофточках женщины чувствовали себя очень комфортно. Но из-за войны перестали выходить модные журналы, информация из центра моды, которым был в то время Париж, расходилась медленно. Зато когда война кончилась, модные идеи обрушились на весь цивилизованный мир.

И тут Коко узнала, что Бой, живший между Лондоном и Парижем, женился на английской аристократке. Но он продолжал возвращаться к ней. В их отношениях вроде бы ничего не изменилось. Он и раньше изменял ей, а сейчас делал это на законных основаниях.

Это было грустно, но зато их совместный бизнес шел в гору. Коко смогла отдать Артуру долг, хотя он не предполагал, что эти деньги должны быть когда-нибудь возвращены.

Но вот накануне католического Рождества в декабре 1919 года Бой погиб в автомобильной аварии, когда ночью на зимней дороге в Канны лопнула шина...

«Возраст для женщины — не самое важное: можно быть восхитительной в двадцать, очаровательной в сорок и оставаться неотразимой до конца своих дней».

Габриэль Шанель

Смерть Артура явилась для нее страшным ударом. Коко, разбуженная ночью, поехала проститься с Боем, но смогла только поплакать на месте аварии у его разбитой, обгорелой машины. Она сменила в роли плакальщицы беременную законную жену, которая недавно уехала.

Вернувшись в Париж, Габриэль велела затянуть свою спальню черной тканью. Но спать в этих декорациях не смогла и приказала горничной постелить ей в другом месте.

Ее выручила Мися Серт, пригласившая Коко съездить вместе с нею развеяться в Венецию. Поездка удалась, потому что по возвращении у Габриэль начался роман с одним из русских изгнанников Великим князем Дмитрием Павловичем Романовым, двоюродным братом казненного большевиками Николая II. Дмитрий сам остался в живых только из-за того, что был выслан из страны за соучастие в убийстве Распутина.

Знакомство это произошло в Биаррице. Дмитрий пришел на вечер с актрисой Мартой Давели, которая ему не очень подходила по темпераменту, поскольку очень любила повеселиться, а Дмитрий отнюдь не был кутилой.

Чуткий и нежный мужчина, он почувствовал к Шанель симпатию. Они оказались похожи: Дмитрий рано потерял мать, жил без отца, практически как безотцовщина. Они были как брат с сестрой. Из Биаррица они уехали вместе, за Дмитрием следовал его преданный слуга — все, что осталось от свиты. Он так обнищал, что вкладывал в сапоги газеты, чтобы закрыть дыры на подметках. За него платили в основном его спутницы.

Габриэль и Дмитрий прожили вместе больше года, но не поженились, он этого не захотел. Возможно, потому, что был на одиннадцать лет моложе ее.

Однако в тот год, который тридцатисемилетняя мадемуазель Шанель провела с Дмитрием, возник замысел ее «именных» духов. Парфюмера, составителя рецепта Эрнеста Бо, ей посоветовал Романов. Тот провел детство в России, а потом постоянно наезжал в Москву и Петербург, где жили крупные клиенты французских парфюмеров. В Европе еще считалось, что мужчина, пользующийся парфюмерией, обладает плохим вкусом. Но в более восточной по менталитету России среди знати это было модно.

Так что, возможно, предполагают некоторые знатоки, автор духов «Шанель №5» — Дмитрий? Ведь приписывают же авторство «Красной Москвы» императрице Александре.

Но на самом деле все проще. Мастер принес Габриэль несколько вариантов запаха, и они с Дмитрием выбрали из них один — пятый. Бо составил этот рецепт духов для другой фирмы, но профессиональные парфюмеры не решились на их массовое производство из-за того, что оно было слишком дорого. Кроме того, синтетические добавки, стабилизаторы, впервые вошедшие в состав новых духов, делали их более стойкими, можно было реже душиться. Это, наверное, посчитали невыгодным.

В нарядах Шанель того периода явно чувствуется русское влияние. Она предложила публике свое изобретение — пальто на подкладке из соболей. Модели наподобие русских мужских рубашек, перетянутых поясом, с расшитым воротником и манжетами la rus. Предназначалась такая рубашка женщинам, носить ее надо было с прямой юбкой. Рубашка, явно позаимствованная из гардероба Дмитрия, была так хорошо принята французскими модницами, что пришлось специально создавать мастерскую вышивки.

Дмитрий буквально за руку привел на работу к Шанель Великую княгиню Марию. Она тоже была без средств. Насильно выданная замуж за шведского наследного принца, она вынуждена была с ним развестись, потому что тот оказался педерастом. Единственный человек, которому она доверяла, был кузен Дмитрий.

Когда они с Коко расстались, он женился на богатой американке, предложив в качестве свадебного подарка только свой красивый, но уже ничего не значащий титул.

«Безвкусица имеет пределы, только хороший вкус бесконечен».

Габриэль Шанель

Примерно в то же время, что и с Дмитрием, Габриэль познакомилась с организатором «русских сезонов в Париже» Сергеем Дягилевым. Это случилось в Венеции. Он не запомнил этой встречи. Но позже она пришла к нему в Париже.

Тогда он тоже был без средств, искал деньги на очередную постановку. Дягилев готовил к началу сезона «Весну священную». Однажды его секретарь Борис Кохно доложил, что его ждет какая-то дама. Это была Шанель, которая протянула маэстро чек с куда большей суммой, чем было нужно на одну постановку.

Она всегда была щедра, но себя, конечно, не забывала. В чем? У нее было живое воображение в поэзии, музыке, была сверхчувствительность, восприимчивость к мыслям и чувствам других людей, она подобно губке впитывала в себя все, что нужно было в работе над ее коллекциями.

Знакомство переросло в дружбу. Дягилев поручил Шанель создать костюмы для своего знаменитого сатирического балета «Голубой экспресс», в котором потом блистала сестра Вацлава Нижинского Бронислава.

Именно здесь, на этом спектакле, она познакомилась с Пабло Пикассо. Многие искали общения с известной модельершей и с удивлением находили Коко остроумной, оригинально мыслящей женщиной. Вот и Пикассо назвал ее «самой рассудительной женщиной на свете». Привлекала в ней не только внешность, но и неординарность, сильный характер. Коко могла быть и неотразимо кокетлива, и резка, прямолинейна. Она хотела быть или хотя бы казаться счастливой.

Больше года на вилле Шанель в Гарше жил Игорь Стравинский со своей семьей. Он подарил ей небольшую икону, которая всегда стояла на тумбочке рядом с кроватью Коко.

Танцор Сергей Лифарь частенько сопровождал ее на вечеринки, так как Шанель была не замужем, и, чтобы выглядеть прилично, ей нужен был спутник. Они вместе ездили отдыхать на Лазурный берег, но вряд ли были близки.

В ее любовники записали французского поэта Пьера Реверди, который был младше Коко на 16 лет. Его называют и символистом из-за его попыток уловить тончайшие оттенки ощущений, и сюрреалистом, ибо он хотел «увидеть другую реальность». Как настоящий футурист, он стремился не познавать, а изобретать. В общем, это был запутавшийся молодой человек времен декаданса, сначала искавший выход в иррациональном, а потом ставший примерным католиком. Но Коко очень нравились его стихи.

Она помогала ему, скромному типографскому корректору, издать свои произведения, большей частью эмоциональные поэмы, часто написанные прозой. Он стремился отойти от канонов, культивируя свободный и разорванный стих, переносы слов, экспрессию. Многие, если не все его книги с иллюстрациями Матисса, Пикассо и нежными дарственными надписями автора были в библиотеке Коко.

Ей в то время были близки ставшие преобладающими мотивами его поэзии безнадежность и одиночество. Он бродил на границе действительного — «лестниц, которые никуда не ведут». А в реальной жизни гости Коко встречали его спускающимся по парадной лестнице ее дворца с корзинкой для сбора улиток.

Потом он женился на другой портнихе, значительно менее знаменитой, и уехал в глухую деревню, где провел в затворничестве лет тридцать, живя рядом с монастырем, как скромный послушник, и переписываясь с Коко.

А вот другого поэта — несравненно более известного широкой публике Жана Кокто — она презирала. А ведь этот французский писатель и художник не только писал стихи, романы, пьесы и сценарии, но и иллюстрировал свои книги и даже расписывал церкви. Едва ли не наибольшую известность Кокто принесли его фильмы. «Красавица и чудовище», «Орфей», в котором снялся знаменитый Жан Маре, ставший его протеже и близким другом.

Может быть, Габриэль не любила Кокто за его сексуальную ориентацию и пристрастие к наркотикам? Хотя она сама долго оплачивала его лечение от наркотической зависимости. Она просто не выносила, когда живое существо, будь то человек или животное, страдает на ее глазах. Зная ее доброту и отзывчивость, люди, мучающиеся от душевной боли или находящиеся в смятении, часто обращались к ней за помощью. Иногда они злоупотребляли ее мягкосердечностью.

Хотя он-то ее как раз всячески превозносил, Кокто был еще тот пропагандист, если не сказать «пиарщик» Шанель. Возможно, его восхваления казались той, чей метод — сдержанность и элегантность, издевательски нарочитыми?

«Роскошь становится потребностью, когда другие потребности уже удовлетворены».

Габриэль Шанель

Наступил момент, когда ужасы первой мировой окончательно забылись, и Шанель с удивлением обнаружила, что в ее модели одеваются не только богатые женщины, а вообще все. Точнее не в ее платья, а в одежду «в стиле Шанель». Она не просто «оказалась на гребне волны» или «попала в струю», она десять лет методично расцарапывала пальчиками стену вкусов XIX века. И вот «процесс демократизации» в моде пошел!

Наступил «век джаза», совпавший у Коко со знакомством с еще одним британцем. В отличие от Боя это был человек, от рождения принятый в самых высоких кругах. Никуда «пробиваться» ему было не нужно. Но это не значит, что ему не нужно было никому ничего доказывать.

Хьюга Ричарда Артура Гросвенора, второго герцога Вестминстерского, близкие знали по прозвищу Бендор в честь любимой лошади его деда — первого герцога Вестминстерского, который воспитал внука без отца. И внуку всю жизнь было обидно, что он — не самый лучший в роду! Вот, например, у деда было 15 детей, а у Хьюга Ричарда Артура всего трое, да и то мальчик-наследник умер от аппендицита.

Сорокашестилетняя Коко стала подумывать о ребенке. Она это подумывала и в нормандском замке своего любовника, и в шотландском, и на трех его яхтах, одной из которых была яхта-клипер легендарная «Катти Сарк», известная в Британии (и во всем мире среди знатоков) не меньше, чем у нас в России известен крейсер «Аврора».

В 1928 году Шанель вводит в моду английский стиль. Твид — ткань шотландских помещиков — становится материалом для костюма «в стиле Шанель», актуального и в наши дни. Коко делает популярный тогда в Британии среди спортсменов свитер частью гардероба модной дамы и предлагает носить к нему украшения. Сейчас этим никого не удивишь, но в те времена это шокировало.

Ее дела шли как бы сами собой, настолько ее самоуверенность гипнотизировала окружение.

Однако с замужеством опять ничего не получилось. Их последнее путешествие по Средиземному морю было омрачено встречей в Венеции с умирающим Дягилевым, у которого была последняя стадия диабета. Эту болезнь уже лет десять как довольно успешно лечили, но Сергей убежал от докторов, режима и уколов в Венецию. Габриэль пришлось сходить на берег и заниматься похоронами. Из близких на кладбище были только Шанель и Муся, а также секретарь Дягилева Кахно и его танцовщик Лифарь, которые на коленях хотели сопровождать до могилы тело своего кумира.

А Бендор, как за девять лет до того Бой, тоже женился и тоже не на Шанель, а на другой — Лоэлии Мэри, дочери барона Сисонби. Коко категорически не умела выходить замуж. Она знала, что хорошенькая внешность исчезает, а красота остается, но женщины почему-то не стремятся быть красивыми, они хотят быть хорошенькими. Потому что женятся иногда именно на хорошеньких?

Габриэль приписывают такие слова: «Влюбляясь, я всегда полностью отдавалась своему чувству. Но когда мне приходилось выбирать между мужчиной и моими платьями, я выбирала платья. Я всегда была сильнее своих страстей; работа была для меня наркотиком. Но я сомневаюсь, что стала бы Chanel без помощи мужчин...»

В этих словах правда перемешана с ложью. Если бы она полностью отдавалась чувству, как ее тетя-сестра Адриенна, она бы так же, как та, ждала бы тридцать лет возможности выйти замуж за любимого человека, довольствуясь ролью содержанки. А Коко легко бросила своего первого любовника Бальсана.

Она любила и хотела, чтобы ее любили. В сущности, Коко не выносила одиночества. Но она никогда не хотела быть или хотя бы казаться рабой или жертвой в своих связях... Так себя держала, чтобы никто не подумал, что она брошена.

И она выдержала, когда герцог познакомил ее со своей невестой. Не подала виду. Сохранила видимость дружбы. Она освоила британский королевский этикет, свод правил, делающих людей счастливыми даже помимо их воли, почти как моральный кодекс строителей коммунизма, ибо он предусматривает, кроме всего прочего, и то, что, когда о тебя «вытирают ноги», надо уметь делать вид, что ты ничего не замечаешь.

«Какая наука прекрасно выглядеть! Какое оружие красота! И как элегантна скромность!»

Габриэль Шанель

Возможно, Коко помогло то, что Великий князь Дмитрий познакомил ее с приехавшим из Голливуда в Европу Семом Голдвином. Тот уговорил ее подписать контракт на ни много ни мало миллион долларов. Ее нанимали для подготовки костюмов для грядущих фильмов и не только. Предполагалась, что Шанель будет одевать звезд не только на съемочной площадке, но и в личной жизни. Однако удалось снять только один фильм с костюмами Шанель.

Лишившись английского лорда, не в силах вернуть нищего поэта, она сблизилась с замечательным художником-графиком, карикатуристом и дизайнером Полем Ирибом. Этот человек, как и другие ее любовники, заслуживает отдельного большого рассказа. Скажем только, что он в свое время придумал костюмы для знаменитой танцовщицы Маты Хари. Ириб и Шанель были одногодки. Он тоже поработал в Голливуде художником по костюмам, вернулся.

По словам писательницы Колет, их общей с Полем приятельницы, она пожалела Коко, так как считала Ириба настоящим демоном. Верность не входила в число его добродетелей, коих за исключением дьявольского таланта и не было ни одной. Поль был не француз, а баск Ирибарнагаре. И при этом его угораздило стать... французским националистом. Возможно, из чувства самосохранения.

Под его влиянием Коко, дважды обиженная британцами, стала «праветь». Они создали совместную коллекцию в цветах французского флага. Трудно сказать, до чего бы это довело их вместе, но Коко снова осталась одна. Нет, Ириб ее не бросил, как это сделали Реверди и Бендор, он умер, как Бой. Упал на теннисной площадке и скончался, не приходя в сознание, от сердечного приступа...

Накануне второй мировой к власти пришли как раз «левые». Начались забастовки, бастовали даже швеи Шанель. Она была очень огорчена этим. Поэтому, как только началась вторая в ее жизни война с немцами, Коко сразу закрыла свой дом моделей.

Поведение Коко во время войны долго осуждалось французами. Дело в том, что она не то что не участвовала в Движении сопротивления, не то что соблюдала нейтралитет. Она «сотрудничала с оккупантами»!

Она пыталась во время войны под шумок отсудить в свою пользу фирму «Духи Шанель». Но это еще не все, Коко явно не давали покоя лавры Маты Хари, она решила воспользоваться своим знакомством с Уинстоном Черчиллем и стать посредницей в переговорах фашистов с англичанами для заключения сепаратного мира!

В «желтой» прессе периодически появляются заметки о том, что Коко будто бы была любовницей Вальтера Шеленберга. Это глупости. Тридцатилетний Вальтер ей в сыновья годился. Но у шестидесятилетней Шанель действительно было во время войны целых два поклонника среди немецких офицеров, но они все-таки из ее поколения: один — разведчик Ганс Гюнтер фон Динклаге, другой — интендант Теодор Момм. Оба они были во время первой мировой кавалеристами. Возможно, в этом причина того, что они сблизились с Шанель. Они не встречались на полях сражений с поклонниками юной Габриэль из числа французских конных егерей только потому, что сражались тогда на русском фронте.

С их помощью она ездила в 1943 году в Берлин на встречу с Шеленбергом, которая прошла успешно, и в Мадрид на встречу с Черчиллем, которая не состоялась. Она себя, конечно, переоценивала, другие — тоже, в ней чувствовался необычайный авторитет, она умела производить впечатление, с ней трудно было спорить, она всегда была права, гордость мешала ей сразу изменить ложное мнение. Потом она могла и изменить его, но как бы по собственной воле.

Оба немца — и Ганс Гюнтер, и Теодор — после второй мировой войны сохранили с Коко дружеские отношения, равно как и отсидевший всего пять лет в тюрьме Шеленберг, которому Шанель после его освобождения помогала деньгами. Но из этой троицы ближе всего ей был фон Динклаге. Они были вместе с 1943 по 1953 год. Может быть, они сошлись потому, что он был наполовину англичанин? Коко сама стала консервативна в своих пристрастиях, как англичанка. В любви она была романтична, часто влюблена не столько в человека, сколько в сами отношения, в это приятное состояние.

«Мода становится модой, только когда выходит на улицы».

Габриэль Шанель

Шеленберг прожил на свободе всего год... Умер второй герцог Вестминстерский... Еще в 1943 году не стало Дмитрия Романова. Казалось бы, и Коко давно уже пора честь знать! После войны Шанель основательно и надолго забыли. А она требовала к себе внимания, все должны были ее почитать, слушать, ею восхищаться. Она любила почет. Всегда должен быть кто-то, кто ее боготворит, иначе появлялось чувство собственной ненужности и могло развиться ожесточение.

Появились другие модельеры, например, Кристиан Диор, который, словно бы возрождая традиции XIX века, сделал женщин похожими на цветы, нарядив их в кринолин, затянув талию и напустив складки на бедра. Шанель посмеивалась: «Мужчина, который не имел ни одной женщины за всю свою жизнь, стремится одеть их так, как если бы сам был женщиной».

В возрасте 70 лет она вернулась в мир моды со словами: «Я больше не могла видеть то, что сделали с парижским кутюр такие дизайнеры, как Диор или Балмэн».

Первой реакцией модной корпорации, состоящей из модельеров, знатоков и прессы, было возмущение: она не предложила ничего нового, писали парижские модные обозреватели! Критики не хотели понимать, что ее секрет в вечной элегантности. Это ее огорчило, ведь она была очень ранима, как многие художники, часто чувствовала себя оскорбленной, страдала, а если была расстроена, то теряла даже свое чувство юмора.

Но не прошло и года, как новое поколение модниц стало одеваться от Шанель. Во многом триумфальное возвращение случилось благодаря Америке. Ведь, например, Жаклин Кеннеди была одета в платье от Шанель. К тому же наряды в стиле Шанель опять, как это уже случилось в двадцатых — тридцатых годах, наводнили улицу. Она ведь обладала необычайно легким, чутким сердцем, была полна симпатии к людям, это давало ей понимание чувств и чаяний людей, граничащее с телепатией.

Уже вернув себе титул Королевы парижской моды, Шанель предложила своим клиенткам еще несколько новшеств: брюки-клеш и свое знаменитое «маленькое черное платье», в прошлом униформу парижских продавщиц, без которого теперь не обходится гардероб ни одной модницы.

Мадемуазель была ревнива. Она всегда носила на шее ножницы, привязанные на тесемке. Был случай, когда Шанель, увидев костюм от Живанши на одной из своих манекенщиц, подошла и мгновенно вспорола его, сказав, что так лучше!

До самой старости Шанель сохранила стройную фигуру и много работала. Она говорила, что идеи новых костюмов приходили к ней даже во сне, и тогда она просыпалась и начинала работать. Может быть, и так, но еще Коко, жившая в небольшой, разделенной ширмой комнате в «Ритце», после восьмидесяти стала бродить во сне. У нее обнаружились приступы сомнамбулизма. Служащие заметили, что иногда она выходит, не просыпаясь, в коридор или даже принимается замачивать белье для стирки. Поэтому горничная на ночь стала ее запирать.

Но умерла Габриэль Шанель днем 10 января 1971 года, в возрасте 88 лет. Вернувшись с прогулки в свой номер-люкс отеля, что через дорогу от известного на весь мир Дома Шанель, она прилегла, даже не сняв туфель, в одном из своих платьев. Говорят, ее последние слова были: «Вот так и умирают». Годовой оборот ее фирмы составлял 160 млн. долларов, а личное состояние — 15 миллионов.

Но осталась еще ее поэтическая душа, такая восприимчивая к изящному. Она не оставила после себя мемуаров, ибо ей было или казалось, что было, о чем умолчать. А еще многие ее ощущения были смутны, иногда болтушка, иногда молчунья — она не могла передать словами то, что думала о жизни. Похоже, что элегантность — ее естественный язык, и на нем она оставила нам свое завещание.

Юрий ЕНЦОВ