Фриланс-фотограф, работает фотожурналистом с 2006 года, живет в Москве. Имеет высшее образование в области вычислительной техники и прикладной математики. Окончила школу журналистики «Известия» в 2005 году, принимала участие в мастер-классе Noor-Nikon в Румынии в 2011-м, а также в различных семинарах и мастер-классах фонда «Объективная Реальность» в 2008–2011 годах.
Участник многих групповых выставок в разных городах России, а также в США и Великобритании.
Финалист Conscientious Portfolio Competition в 2010 году, The Aftermath project с коллективной работой «Грозный: Девять городов» в 2010 и др.
Сотрудничает с российскими и зарубежными изданиями, имеет публикации в журналах «Русский репортер», «Эксперт», «Огонек», The New York Times, Guardian, Stern, Mare, Le Point, La Vanguardia, Helsingin Sanomat, Rear View Mirror и др.
В настоящее время продолжает работу над персональными и групповыми проектами в России и за рубежом.
Продавец сладостей и напитков предлагает свой товар отдыхающим на Азовском море.
Из проекта «Труженики моря», 2009
– Нет, ты не понимаешь, что на самом деле этот чайник ничем не лучше вот этого чайника!
Мы на кухне у Оксаны, едим вареники с картошкой и грибами. На столе два чайника, а разговор идет о конкурсах, на которых фотографам присуждают звания «лучший в этом году». Я говорю, что, если какому-нибудь «чайнику» повезло: он оказался в нужном месте в нужное время и снял редкий кадр, пусть даже талантливо, это все равно не делает его лучше второго «чайника», который в нужном месте в нужное время не оказался, но тоже талантлив. Оксана говорит, что на самом деле правы те, которые дают награду первому «чайнику», — он заслужил. Никто и не награждает его только за время и за место, потому что талант — тоже непременное условие. Но если «чайник» по-настоящему талантлив, отвечаю я, то он может снимать валяние валенок где-нибудь в российской глубинке и доводить эти валенки на снимке до состояния шедевра. А когда награду получают только те «чайники», которые уезжают в Ливию, Афганистан и так далее, то… Короче надоело мне видеть убийства и отрезанные носы на фотографиях, признанных лучшими в этом году. «Хочу, чтобы чайники снимали валенки!» — подытоживаю я. Оксана говорит, что и я тоже права. По-своему, добавляет она. И в этом — вся Оксана, с которой я дружу уже несколько лет. Фотограф, который никогда не бывает категоричен на словах, но всегда мягко категоричен на всех своих снимках.
Оксана Юшко и Марина Ахмедова
Иногда я очень хочу поссориться с Оксаной. Иду на встречу с ней в японский ресторан, в котором мы встречаемся каждую неделю, и проговариваю про себя внутренний монолог, который ей вот сейчас выдам. Она живет по принципу «улыбнись миру — и мир улыбнется тебе». И когда я набрасываюсь со своей нелюбовью на людей, которые мне не улыбаются (а такие в наших командировках встречаются часто), Оксана всегда поджимает губы. Я чувствую, как она молча меня осуждает. И в такие моменты мне хочется наброситься и на нее. В такие моменты меня злят не те, другие, а моя подруга — не за то, что меня осуждает, а за то, что делает это молча. Она все носит в себе и думает, что от ее улыбки во всем мире наступит мир…
Два года назад мы вместе ездили в Артек. В полночь пошли купаться на море, долго плутали по узким дорожкам сосновых рощ в полной темноте, заблудились. И вдруг… И вдруг среди сосен раздался страшный крик, который не мог принадлежать ни зверю, ни человеку. Мы застыли.
— Кажется, я дальше не пойду, — слабым голосом сказала я, и сделала над собой усилие, чтобы не побежать.
— Я тоже, — ответила она. — Но мы обойдем это место.
И мы пошли обходить это место. Через десять минут пришли к берегу моря. Оно, неспокойное, вышвыривало из себя высокие волны.
— Оксана… — слабым голосом сказала я, — кажется, я не хочу купаться.
— Тогда ты меня тут подожди, — ответила она.
Разделась и поплыла. Я села на валун и сидела, пялясь в морскую даль в темноте под звездами. У меня за спиной стояли вековые сосны, в которых мне постоянно чудилось крадущееся существо, выдавшее ужасный вопль. Передо мной поднимались огромные черные волны, в которых где-то плавала Оксана. Мне казалось, что сейчас из моря вырастет гигантская водяная рука и утянет меня. Или из рощи выбежит существо. Я почти плакала от страха и накручивала в себе свой внутренний монолог. Время тянулось долго, Оксана все не выныривала, и я спрашивала себя, что мне делать, если она утонула. Бежать звать на помощь? Я заблужусь в соснах. Плыть за ней? Я не умею плавать.
«Позвоню в Москву Васе», — решила я, и тут Оксана вынырнула, как ни в чем не бывало, спокойно вышла из волн.
Я хотела ей все высказать, но она так радостно улыбалась, что я решила не портить ей настроение. Я хотела выдать ей все на следующий день, но ее укусила за ногу собачка, которую я щедро подкармливала сардельками, и я, поблагодарив собачку, успокоилась, но мой внутренний монолог стал длинней.
Я никогда особенно глубоко не погружалась в ее фотографии. Просто знала, что Оксана — хороший фотограф, которого постоянно награждают на каких-нибудь конкурсах. Я никогда не лезла ей в душу, привыкла, что она прячет свои эмоции от других, а она, видимо, привыкла, к тому, что я свои обрушиваю на окружающих. Так мы и дружили. Мне нравилось, что когда я беру интервью, то не чувствую ее присутствия: она делает свое дело, но не отвлекает героя от разговора и не разрушает доверительную атмосферу, если таковая между мной и героем складывается. Многие наши совместные репортажи подписывались: «Текст — Марина Ахмедова. Фото — Оксана Юшко».
Два года назад мы съездили вместе в Грозный. Для Оксаны это была первая поездка в Чечню, и она с опаской смотрела на людей в камуфляже и с автоматами. Я брала интервью, она что-то фотографировала. Мы съездили в село, чтобы присутствовать на свадьбе и на похоронах. Оксана фотографировала зикр. Потом мы вместе пришли к пресс-секретарю Кадырова и попросили об интервью с президентом республики. Мне предложили составить список вопросов, которые я собираюсь задать. Я долго смотрела на листок бумаги. Напиши я вопросы, которые действительно собиралась задать, меня бы к Кадырову не пустили. А те вопросы, которые подошли бы для интервью, не приходили мне в голову.
— Оксана, я не могу… — простонала я, и она в два счета придумала десяток вопросов об образовании, строительстве, экономике и молодежной политике. Я вручила список пресс-секретарю, и нас провели к Кадырову на пятнадцать минут. Я задавала вопросы не из списка, Оксана фотографировала эмоции Кадырова. Пятнадцать минут удлинились до часа.
— Зайдите ко мне на минуту! — строго сказал пресс-секретарь, когда интервью закончилось, и мы грустно поплелись в его кабинет.
Минута растянулось. Я молчала, а Оксана делала несчастное лицо и сожалела вслух. Наверное, только благодаря этому пресс-секретарь поверил в искренность моего раскаяния.
— Сейчас вас увезут, — наконец сказал он через полтора часа.
— Куда? — кротко спросила Оксана, и с тех пор я эту историю рассказываю постоянно, и говорю, что в этот момент она выглядела и звучала, как Зоя Космодемьянская.
Еще люблю рассказывать про Оксану и богомола. Однажды он сидел на балконе нашего гостиничного номера. Его обнаружила Оксана, но к тому моменту, как я прибежала, он уже спрыгнул. И Оксана показала мне позу, в которой он сидел. Вечером мы гуляли по набережной, и она, остановившись посреди прохожих, снова показывала богомола. А я хохотала и говорила про себя: «Странно, она боится слов, но не боится жестов». Я бы точно никогда не смогла на людях показать богомола…
Из командировок Оксана привозит свои истории. Самая свежая — про то, как она собирала в горах мусор, просто увидела, что он валяется, собрала в мешок, спустила с горы и не могла найти мусорный бак. По дороге к нему с мешком на плече она встречала разных людей, и каждого спрашивала: не видели ли они где мусорного бака? Эта история длилось долго, на каждом витке Оксаниного спуска обрастала новыми подробностями, мучительными для слушателя. Любая история Оксаны долго добирается до финала. Оксана легко рассказывает о том, кого встречала, где была, что и как делала, но всегда молчит о том, что чувствовала.
Мы ездили вместе, обедали вместе. Но я никогда не верила в ее фотографический талант. Я думала, она усердна и вынослива, а это главные качества фотографа. Я думала, она — первый «чайник», который в нужное время в нужном месте. Она тоже моих текстов не читала. Так бывает: мы редко верим в близких людей, нам всегда кажется, что шедевры создают какие-то особые люди — настолько особые, что в нашем окружении их быть не может. И уж точно эти особые люди не станут на набережной изображать богомола или занудно рассказывать о том, как собирали мусор. И не будут прибегать на встречу с выпученными глазами и вместо приветствия выпаливать: «А ты знаешь, Оксана, такой-то и такой-то — дурак! Подтверди это немедленно!».
Но однажды Оксана меня попросила: «Помоги мне написать текст к моим фотографиям о рыбацкой деревне». Была ночь, я трудилась над своей книжкой, сообщение, которое я получила от нее в чате, было совсем некстати.
— Ладно, пришли мне свои фотографии, — сказала я, радуясь, что в чате эмоции не видны.
Оксана прислала ночное море, обветренные лица, лодки, уходящие в ночь поперек лучной дорожки, усталые лица рыбаков. Я смотрела и смотрела на эти фотографии, пока не пришло сообщение:
— Ну, ты напишешь?
Я начала писать. Каждую минуту из моего дома в дом Оксаны, на другой конец Москвы, летело по предложению. Я никогда не была в той рыбацкой деревне, не нюхала рыбацких сетей, не провожала лодки, стоя на берегу. Но, глядя на них, уходящих в море на снимке, я понимала, как отчаянно моей подруге хотелось уйти вместе с ними, но она осталась на берегу — чтобы снять.
Я слала свои эмоции, считанные со снимков, — еще и еще, а она молчала, и я думала, что я все не так поняла и она со мной не согласна, что ей не нравятся слова, которые я пишу.
— Откуда ты знаешь, что я чувствовала тогда? — наконец спросила она.
— Я же знаю тебя, вот и твои чувства знаю, — ответила я.
Да, я ее обманула. Но не могла я ей сказать, что до сих пор не очень-то верила в ее чувства, думала, она их не запирает, просто сильных эмоций в ней нет. А оказалось, что есть. И я из вредности не стала говорить Оксане, что в тексте о рыбаках я передала свои чувства, просто наши с ней чувства оказались одинаковыми.
— Мне так хотелось отправиться с ними, — написала она.
А потом текст пришлось сокращать — ровно вдвое. Редакция просила семьсот знаков, а вышло эмоций на полторы тысячи. Да, эмоций всегда гораздо больше, чем может уместиться в семистах знаках…
— Ну, конечно, я тебя не считаю первым «чайником», — скупо похвалила я, взмахнув вареником на вилке. — Ты, конечно, второй «чайник», у тебя талант.
Оксана снова сделала такое лицо, как будто хотела сказать: «не могу с тобой согласиться, но и опровергнуть тоже не могу». И мы заговорили о чем-то другом. У нас вообще много общих историй: про фонтан, про барабульку и собачку, про мясную лазанью, про кота Алика, про солнце… Про солнце историй две. Первую надо показывать, а вторая… В армянском городке Цахкадзоре мы зашли в церковь. Купили свечи. Зажгли их и начали втыкать в песок.
— Давай сделаем из свеч кружок, — предложила Оксана.
— Зачем это? — насторожилась я.
— Солнышко, — ответила она. — Чтобы был мир во всем мире.
Мы сделали кружок и долго смотрели, как свечи горели. Я поглядывала на серьезное лицо Оксаны и подавляла смешок.
— Давай сфотографируем, — сказала я.
Оксана сняла свечи, и мы продолжили смотреть. Свечи догорели до половины, наклонились друг к другу, и огонь задергался во все стороны. Свечи напоминали дерущихся воинов.
— Не бывать миру во всем мире, Оксана, — сказала я.
— Они танцуют, — ответила она.
Торговцы вяленой рыбой на Азовском море.
Из проекта «Труженики моря», 2009
В ожидании желающих сфотографироваться с крокодилом и удавом. Азовское море.
Из проекта «Труженики моря», 2009
В заброшенной деревне.
Из проекта «Мечты Кенозеро», 2007
Осенью и весной дороги в Кенозеро становятся почти непроездными для машин.
Местные жители уже не надеятся, что это можно исправить, кроме как дождаться улучшения погоды.
Из проекта «Мечты Кенозеро», 2009
Водка по-прежнему остается самым дешевым и распространенным средством для снятия стресса. По статистике около четверти Россиян пьют алкоголь чтобы забыть о ежедневных проблемах.
Из проекта «Мечты Кенозеро», 2009
Старая женщина отдыхает в своем доме в одной из полузаброшенных деревень Кенозера и мечтает о том, чтобы ее внуки чаще навещали ее. Большинство молодежи уезжает в ближайшие города в поисках работы сразу по окончании школы.
Из проекта «Мечты Кенозеро», 2009
Футболист команды ампутантов, потерявший ногу во время минных войн в Чечне.
Из проекта «Грозный: девять городов», 2010
Женщины на похоронах, Грозный, Чечня.
Из проекта «Грозный: девять городов», 201
Чеченская свадьба. Из проекта «Грозный: девять городов», 2009
Мужчины танцуют зикр на похоронах на окраине Грозного, Чечня.
Из проекта «Грозный: девять городов», 2009
Комментарии