На войне и после... Фотонаследие Всеволода Тарасевича

Было это, кажется, в начале семидесятых уже прошлого века. Мы с Севой (Всеволодом Сергеевичем Тарасевичем, известным в ту пору талантливым фоторепортером, участником самых престижных выставок советской фотографии) шли вдоль выставочных стендов Большого Манежа. Экспозиция была посвящена Великой Отечественной. Всеволод подолгу стоял почти у каждой фотографии: Бальтерманц и Халдей, Темин и Шагин, Устинов и Зельма, Петрусов и Халип, Гаранин и Струнников... Эти имена, как и ряд других, в ту пору уже стали «знаковыми». При упоминании о незабываемой военной поре часто с благодарностью вспоминали и о создателях ее бессмертной фотолетописи.

Всеволод выглядел грустным и воздерживался от каких-либо комментариев, хотя на многих других выставках его голос звучал в полную силу, и далеко не всегда коллеги удостаивались похвалы, а тем более восторженных откликов.

Все стало ясным для автора этих строк, когда Всеволод с грустью рассказал:

— Понимаешь, я ведь почти всю войну пробыл репортером на Ленинградском фронте и в блокадном Питере. Снимал в полную силу, хотя и было-то мне чуть-чуть за двадцать. А в Лентассе не осталось ни одной моей фотографии, ни одного негатива. Исчезли бесследно...

Прошло с той поры сколько времени уже не припомню, но список звонких имен по справедливости был пополнен именем военного фотокорреспондента Всеволода Тарасевича. Во время одной из командировок в Ленинград, который Всеволод любил беззаветно, он побывал в тамошнем Государственном архиве и обнаружил собственные негативы в полной «архивной» сохранности. С тех пор фотоэпопея Великой Отечественной на выставочных стендах и в многочисленных иллюстрированных изданиях уже не обходится без снимков, созданных Всеволодом Сергеевичем. И дело не только в его уже ставшем широко известным имени, но и в бесспорных достоинствах его фотографий, в чем легко убедиться, познакомившись даже с некоторыми из них.

Много лет спустя, уже в начале 90-х, автор снимков, ветеран войны, лауреат премии Союза журналистов СССР вспоминал на страницах журнала «Журналист» о военной поре и фотокорах тех дней.

«Во время войны многое показывать было нельзя. Таковы были условия цензуры. Но я снимал. И по обязанности, и по долгу».

«Январь 1942 года... Стали жить без света...» Фотографии, которые лежат сейчас передо мной, сделаны с пленок, которые проявлялись вместо положенных 9 минут... в среднем полтора часа!

«Среди найденных фотографий есть и серые, и не очень резкие. Сработаны были старенькой «лейкой», которую всегда носил в кармане. Возможно, сегодня не всем понятно, почему так долго я смотрю на них, осторожно перебираю, помногу раз раскладываю. И не могу спрятать дрожащих рук...»

А вот одна из авторских подписей под снимком 1942 года, опубликованного на этих страницах: «...пушку-гаубицу артиллеристы выкатили на прямую наводку. Через полчаса после того, как был сделан снимок, этих людей не стало».

***

Всеволод Тарасевич — это целая эпоха отечественной фотожурналистики. Он один из тех выдающихся фотомастеров самых престижных иллюстрированных изданий и агентств печати, которые сумели преодолеть, казалось бы, весьма серьезную преграду между информационно-насыщенной репортерской фотографией и произведением реалистического фотоискусства. Это стало очевидным уже в 60-70-е годы, когда фотографы-«шестидесятники» пришли из любительской среды в профессиональную журналистику на волне социальной «оттепели». В. Тарасевич, как и прошедшие войну А. Гаранин, Г. Зельма и ряд других мастеров, оказался в одном творческом ряду с дерзкими талантами выпускников технических и гуманитарных вузов, влюбившихся в фотографию настолько, что навсегда забыли о своей первой профессии. Напомним лишь несколько фамилий: В. Генде-Роте, Н. Рахманов, Е.Кассин, В. Шустов, Г. Копосов, Л. Шерстенников и т.д. и т.д....

Система взаимоотношений между двумя возрастными группами была чрезвычайно благожелательной, и этому обстоятельству во многом способствовала творческая и общественная деятельность Всеволода Тарасевича. Именно он одним из первых поддержал стремление молодых к «чистому репортажу», отказу от постановки, инсценированию сюжета, к увековечению фактов и явлений повседневной жизни, лишенных привычного пафоса, декларативности, натужного оптимизма. С каким откровением В. Тарасевич в своих публичных выступлениях перед молодыми фотографами вспоминал о том, как наконец он перестал возить с собой в командировки рубашки и галстуки, чтобы приодеть перед съемкой «передовиков социалистического соревнования», «отличников учебы и боевой подготовки».

Именно В. Тарасевич, как никто другой, обнаружив в Сибири, на Дальнем Востоке или в бывших союзных республиках талантливых молодых фотографов, буквально за руку приводил их в московские газеты и журналы, ходатайствовал о персоналиях на страницах «Советского фото», ратовал за предоставление их работ на самых престижных выставках.

Но главное, и самое главное, конечно, было не только в выступлениях мэтра перед молодежной аудиторией, но и в его кипучей деятельности на посту декана факультета фотожурналистики Института журналистского мастерства при Московской организации Союза журналистов. Именно на этом посту В. Тарасевич со свойственными ему энтузиазмом и неудержимой энергией способствовал не только росту репортерского мастерства фотожурналистов, но и совершенствованию профессионализма бильд-редакторов печатных изданий — слушателей факультета.

В. Тарасевичу было чем поделиться и с репортерами, и с бильд-редакторами. Его многолетний профессиональный опыт давал возможность на собственном примере продемонстрировать, что и как фотографировать, каким образом и какими доводами утверждать собственную точку зрения на результаты съемки, представленные для публикации. Для этого, утверждал он, не всегда достаточно уметь вовремя «нажать на кнопку» и грамотно скадрировать снимок. Необходим интеллект, высокий уровень культуры, чего в иных случаях не хватало не только иным коллегам В. Тарасевича, но не хватает и многим нынешним репортерам прессы.

В своих выступлениях и публикациях известный фотомастер порой с эпатажной бескомпромиссностью утверждал превосходство журналистского репортажа перед портретной, пейзажной, натюрмортной съемкой, даже если при этом достигнуты более впечатляющие художественными достоинствами результаты. Репортер, по его мнению, должен быть мастером в любом из этих жанров и даже превосходить «узких специалистов», но оставаться прежде всего репортером (!) В доказательство этой точки зрения В. Тарасевич утверждал, что «психология» студийного портрета всегда ущербна, поскольку объект съемки обязательно «снимается», и никакие ухищрения портретиста не способны раскрыть «нутро» объекта, стремящегося быть «лучше».

Можно спорить? Но ох как трудно было спорить с В. Тарасевичем, и об этом хорошо знали не только его коллеги-репортеры, но и теоретики фотоискусства. Верный своей концепции В. Тарасевич утверждал, например, что Анри Картье-Брессон — прежде всего фоторепортер, а не фотохудожник, как считали многие. И переубедить его никому не удавалось, хотя приводились достаточно убедительные аргументы, доказывающие сюрреалистическое прошлое художника Картье-Брессона до того, как он взял в руки фотокамеру. Многие из брессоновских фотокадров впечатляли именно своими сюрреалистическими откровениями. Но не таков был неугомонный, бескомпромиссный Всеволод Тарасевич, чтобы это признать, и с этим его оппонентам приходилось считаться...

Однако что же именно из созданного мастером унаследовано отечественной фотографией и несомненно вошло в ее историю? Разумеется, прежде всего те фотокадры, которые, как и у его предшественников — Аркадия Шайхета, Дмитрия Дебабова, Ивана Шагина и других классиков 30-х годов, вошли в историю благодаря органичному сочетанию глубокого социального содержания и совершенства художественной формы. И если в снимках военной поры В. Тарасевичу удавалось достигнуть этого сочетания, что называется, инстинктивно, только за счет природного вкуса, то послевоенные десятилетия были для него уже осмысленным, запрограммированным поиском. Оптимальная, до миллиметра отточенная форма! Без этой формы даже самый соблазнительный сюжет не представлялся ему творческой находкой.

Снимки, пожалуй, самого молодого из фронтовых фоторепортеров, к счастью, найденные в архиве, поражают своей достоверностью, правдивостью, искренностью. Зритель, в том числе и сегодняшний, понимает и чувствует всем сердцем: да, так было на войне! Это будни войны без пафоса, подчеркнутой героики, «взаправду». И об этом не раз говорили те, кто видел войну собственными глазами. А репортеру-то, напомним еще раз, было едва за двадцать!

Ну а после... Почти каждый из кадров, представленных на этих страницах, — результат без преувеличения огромных усилий, находчивости. Они не выстроены по законам фототворчества, а мысленно увидены.

А это значило, что преодоление зачастую сложнейших условий съемки было уже, как говорится, делом техники, той самой, которой автор сюжета владел на зависть многим коллегам в совершенстве. Кстати, как это ни парадоксально, умение инсценировать ситуацию, от чего он категорически отказался впоследствии как от суррогата фотожурналистики, во многом способствовало безошибочному выбору момента и точки съемки при «чистом репортаже».

Свою творческую задачу в те годы он сформулировал четко: «В одной точке пересечения должны сходиться как минимум сразу три линии — неповторимость, ситуация, тональность, — тогда кадр будет настоящим». «Зритель, — утверждал фотомастер, — должен иметь возможность додумать, стать соавтором фотографа...» Иллюстрациями к этому утверждению могут быть фотокадры, вошедшие в «хрестоматию Тарасевича», известные по многим выставочным каталогам, периодическим иллюстрированным изданиям. Они — визитные карточки автора. Это — «Цементный завод», «Следы в пустыне», «Поединок», «Школа Сухомлинского», «Тюмень», «Биологи Пущина», «Нурекская ГЭС», «Общая мама», «Край земли», «Дмитрий Шостакович» и ряд других. Право же один лишь перечень этих работ (часть из них — фрагменты многокадровых фотоочерков) может свидетельствовать о том, что Всеволод Сергеевич Тарасевич по праву вошел в число классиков отечественной фотографии, и его творческое наследие навсегда останется в памяти многих и многих ценителей истинного репортерского фотоискусства