Марина Маковецкая: когда меня все достало, я вспомнила про свой Olympus и вышла на улицу…

Марина Маковецкая появилась на поле российской фотографии пять лет назад и сразу привлекла к себе внимание. Яркая, искренняя, пронзительная цветная фотография. Публикации в ведущих изданиях, победы на различных конкурсах. С удивлением узнала, что работает она не по заданию редакции, а по зову сердца, бесстрашно отправляясь в длительные путешествия, подчас сопряженные с риском для здоровья. Мне всегда хотелось расспросить Марину, узнать, что заставляет ее бросать дом, семью и идти в горы Памира, терпеть непривычные европейскому человеку условия жизни? Перебираться от кишлака к кишлаку или от одной китайской деревни к другой, вслед за историей, рассказанной ей случайным попутчиком.

Текст: Наталья Ударцева; Фото: Марина Маковецкая.

 

На фото Марина Маковецкая.

Марина МАКОВЕЦКАЯ, документальный фотограф, член Союза фотохудожников России с 2008 года. Лауреат Всероссийского конкурса Фонда развития фотожурналистики — 2010 (1-е, 2-е, 3-е места в разных номинациях). Лауреат конкурса Союза фотохудожников России «Фотосоюз-2011». Победитель конкурса ASIA WITHOUT BORDERS PHOTO COMPETITION 2012. Победитель конкурса Fifth session of PhotoChina Original in Guizhou-2012. Победитель конкурса «Меньшинства» 2012. Финалистконкурса«Лучшийфотограф» 2009 и 2010.УчастникForeign Photographers See the Reconstruction After Wenchuan Earthquake in Sichuan Province (Китай, 2011).УчастникFifth session of PhotoChina Original in Guizhou (Китай, 2011).Публикациив журналах«Огонек», National Geographic, GEO.

 

— Вы заранее придумываете себе задание?

— Знаете, по-разному бывает. Иногда тему подбрасывает сама жизнь. Например, история о тутовом шелкопряде. Она родилась случайно. Ехала я в поезде из Душанбе в Москву. Рядом со мной — молодой мужчина, весь взъерошенный, будто выпал из другого мира. Мы разговорились, поскольку нас было только двое в купе. Выяснилось, что он убегает в Россию от долгов на родине. Взял деньги в банке на развитие фермерского хозяйства, занимался выращиванием помидоров и прогорел, поскольку цена на них резко упала. Семья большая, деньги взять неоткуда, и он решил бежать в Россию, чтобы заработать. Денег у него в тот момент совсем не было.

Он попросил у меня взаймы тысячу рублей. На нее купил дынь и торговал ими всю дорогу. Так что и долг мне вернул, и себе на еду заработал. Потом мы встречались в Москве, он рассказывал о своей семье и как-то обмолвился, что пытался покрыть долги разведением тутового шелкопряда, но тоже не получилось. Я его спросила: «Зачем же вы этим занимаетесь, если это не приносит денег?». Он ответил, что работали они всей семьей за дрова. И тут-то во мне что-то щелкнуло.

Когда 40 дней — цикл выращивания шелкопряда — люди ради «червячков» не спят, не едят нормально, поддерживают определенную температуру днем и ночью, кормят их пять раз в сутки, короче, как за детьми малыми ухаживают, чтобы получить дрова, — это тема, тут мне стало интересно. Я взяла контакты и на следующий год поехала снимать историю тутового шелкопряда.

Не ботаническую тему, не про жизнь насекомых, а про жизнь людей, которые, терпя лишения, растят тутового шелкового червя, чтобы получить дрова на зиму. Мне повезло: люди оказались сердечными, главная героиня замечательная. В этом году, правда, она умерла, и родственники звонили мне и просили привезти ее фотографии. Я напечатала ее портреты и привезла родным на сороковой день, на поминки. Мне очень жаль, что ее не стало.

 

1. Из серии «Китай»

Обед в заново отстроенной школе после землетрясения, произошедшего 12 мая 2008 года в провинции Сычуань.

 

2. Таджикистан
Есть у горцев традиция: молодожёны входят в дом жениха по специальной дорожке. Гости внимательно следят за шествием и чуть ли не из-под ног вырывают ковёр. Считается, что самому проворному будет счастье на весь год.

 

— Вы сочувствуете всем своим героям?

— Истории многих людей, с кем я общаюсь в Таджикистане, я пропускаю через себя. Болезненно реагирую на случаи, когда журналист поехал, использовал людей и выставил их в том свете, в котором ему было выгодно. Получается, что журналистская работа выше внутреннего состояния тех, с кем журналист общался, его отношение к ним — как к отработанному материалу, мусору. Почему не думают о человеке, который тебя искренне встречал и тебе верил? Так часто бывает.

— К сожалению. Редко кто, как Вы, может поддерживать долгие отношения и находить в старых темах новые повороты.

— Я просто стараюсь не обижать тех людей, с кем мне довелось встречаться.

— Вам, наверное, трудно выходить из истории. Или вы из нее и не выходите?

— Нет, эту историю я завершила. Я к ним приезжаю теперь просто как гость. Но появляется другая история. Я вижу, как тот человек, с которым я познакомилась в поезде, потихоньку собирается стать гражданином России и бросить таджикскую жену и детей. Он уже обзавелся новой семьей, у него родился ребенок от русской женщины. А та семья ждет помощи. Прежняя жена прячется за забором от кредиторов банка: муж несколько месяцев не присылал деньги. Он снова взял кредит в банке. Таких случаев много.

— То есть Вы видите здесь новую тему — о положении женщин в Таджикистане и женах мигрантов в России?

— Да. Когда я впервые поехала в Таджикистан, я многого не понимала. Вы помните мою историю «Голубые дома»? Она хорошо передает мое состояние. Меня завораживал свет, цвет, какой-то сказочный аспект. Сейчас я пятый год езжу в одно и то же место, вижу одни и те же семьи и вижу, что в них происходит. Получается, что из моих историй может сложиться летопись этих мест. Мужчины в основном на заработках в России.

Они возвращаются буквально на месяц, делают детей и снова уезжают. Например, в одной семье, когда я к ним первый раз приехала, был один ребенок, теперь там восемь детей. Три невестки, три брата, которые наезжают из России. А в России у них уже другие семьи.

Есть страшное неравенство среди невесток. Младшая невестка — это черный раб. Она сирота и совсем ребенок. Ей приписали возраст, чтобы раньше выдать замуж. На ней вся работа по дому, ее постоянно унижают. Она только что родила ребенка, но не может уделить ему внимания, вовремя его покормить и перепеленать. Она стирает, готовит и убирает за всю семью.

 

3. Из серии «Китай»
Время Мао Цзэдуна давно прошло, но его портреты сохранились почти в каждом доме.

 

4. Из серии «Дорога домой»

 

— То есть никакой сердечности нет?

— Чаще всего нет. У меня противоречивые чувства и оценки. Вроде бы люди сердечные, а потом они берут и выгоняют свою мать или невестку с малыми детьми на улицу. Могут обмануть, ради какой-то выгоды и забыть про родство. Разные люди. Наверное, как у нас.

— Желание понять, исследовать, изучить страну и людей зовет Вас туда снова и снова?

— Не только. У них много проблем, но они отчасти уже и наши. Например, меня беспокоит то, что многие мужчины-таджики не хотят возвращаться домой. Как человек, я их понимаю. Там такая бедность и антисанитария, что брюшной тиф по весне — в порядке вещей, чесотка почти у всех. Здесь в любом общежитии условия лучше, чем у них дома. Какой же дурак поедет назад? Когда здесь есть паровое отопление, горячая вода, магазин в шаговой доступности.

— Но некоторые привозят своих жен сюда рожать детей.

— Привозят, потому что у них это стоит дорого. А здесь по «скорой» роженицу заберут, помогут родить, да еще и подлечат. Со мной в Душанбе ехала таджичка, которая в Москве родила здорового ребенка, и роддом выдал ей подарочный комплект приданого для малыша. Она вся светилась от счастья.

— А эту тему Вы не пробовали снимать?

— Я думала, но это непросто: нужно отслеживать одну семью долгое время. А у меня контакт прервался. Тот молодой человек, который брал у меня в поезде тысячу, а потом ее вернул, взял в долг три тысячи и теперь скрывается. Возможно, он боится, что я скажу его таджикской жене, что он ей изменил. Вообще, это удивительный мир. Мало того, что мужчины изменяют и обманывают своих жен, так они еще их постоянно контролируют и оскорбляют. У них все устроено так, что мужчина всегда прав.

— Что Вам интереснее всего в этих историях?

— Интереснее всего люди, их взаимоотношения. Хотя сначала я пыталась понять, что за страна такая — Таджикистан? Почему народ оттуда массово едет? Теперь я понимаю. Думаю, у нас никогда не изменится ситуация с мигрантами. Она парадоксальная. В Таджикистане ничего не делается для того, чтобы люди не уезжали. Едут — хорошо. Будем зарабатывать на тех, кто едет зарабатывать в Россию, повысим тарифы на билеты и телефонную связь с родиной — они стали выше, чем были год назад.

Еще выше — в сезон массовой миграции. А правительство занимается тем, что строит самый высокий флагшток, вокруг него невиданный парк имени флага и приглашает гостей со всего мира. Похоже, что выгодно жить именно так, и не будет этому конца и края. Я всем сердцем прониклась к азиатским людям, вижу в них много хорошего, но есть и много плохого.

Похоже, Таджикистан меня затягивает. Мне любопытно, например, было узнать, какие люди хотят там остаться и никуда не уезжать. Случайно познакомилась с одним пастухом. Он вместе с другими пастухами пасет большое кочевое стадо, которое передвигается круглый год с севера на юг страны. Только месяц в году пастухи бывают дома. Они не хотят уезжать в Россию. Недавно мне казалось, что снимать в Таджикистане уже нечего. Но нет, опять находятся темы, и я снова туда еду.

 

5. Таджикистан.

Маленькая мечеть в высокогорном кишлаке. Мусульмане-сунниты с детства приучают детей к религии.

 

6. Таджикистан.

У бедной женщины вместо дома есть только две комнаты, арендованные в здании бывшего медпункта, и одна кровать на всех детей.

 

7. Таджикистан.

Девочка сделала курут — шарики из соленого творога. Приготовление курута — это своего рода заготовка сухого молока на зиму. Такие шарики должны постоять на крыше под солнцем не менее трех дней и хорошенько высохнуть. Когда понадобится, их можно смешать с кипятком, — будет что-то вроде кефира. К этой массе таджики добавляют небольшие куски лепешки, масло, жареный лук — получается курутоб, их любимое блюдо.

 

— Кроме Таджикистана Вы снимаете в России, были в Китае, не один раз и подолгу. Снова туда собираетесь. Что в Китае Вам интересно?

— Китай — непростая страна. И снимать там непросто. Тем более если приехал по приглашению, как было со мной, когда я от России попала в делегацию фотожурналистов со всего мира. Мне было уделено много внимания. Со мной на съемку ходили мой руководитель, руководитель руководителя, переводчик, фотопомощник и еще другие помощники.

Переводчица, очень приятная и вежливая пожилая женщина, когда я собиралась что-нибудь «не то» снять, говорила, называя меня по отчеству: «Владимировна, нам не стоит туда идти, нам лучше налево повернуть. Как по-Вашему?».

Мы поворачивали налево и видели прекрасную скамейку, на которой три прекрасные девицы занимались рукоделием. Они сидели как надо, свет был — как надо, мне ничего не оставалось, как снимать. И опять мы шли туда, куда надо, и снимали тех, кого посадил профессиональный человек, как надо. Иногда удавалось снять что-нибудь неподстроенное, и я радовалась.

— То есть это был театр для иностранных журналистов?

— Да, это был театр с хорошо поставленным спектаклем. Ничего, кроме подготовленного для съемки, снимать было нельзя.

— А вечером, когда Вы пришли в гостиницу и сопровождающие Вас оставили, Вы не могли пойти погулять?

— В первый же вечер я решила выбраться из гостиницы. Со мной пошли переводчица и фотопомощник.

— Хорошо. Снова пришли в гостиницу, отпустили всех и сбежали…

— Я и сбежала. Меня нашли. Успела лишь завернуть за угол гостиницы. В прошлом году я предприняла самостоятельную поездку. Поехала в деревни и сняла приличный материал. Но мне не повезло. Мой накопитель уронили в воду. Уже в Таджикистане. Половину фотографий я не смогла восстановить. Из той части, что уцелела, получилась публикация в «Огоньке».

— Вы недавно занимаетесь фотографией? Около пяти лет, верно?

— Да, примерно так. Я стартовала после мастер-класса Сергея Максимишина в Чегеме. Получила от него поддержку. К этому моменту я уже осознанно понимала, что хочу снимать людей, а не пейзажи, и мне интересно снимать фотоистории.

— А до этого чем занимались?

— Швейным дизайном. Это был мой бизнес. Я разрабатывала и шила одежду для детей. Но в один момент все рухнуло.

— Вы модельер?

— Нет, по образованию я музыкант. Дирижер. Окончила институт культуры. Мы жили в Харькове. Муж, военный, получил назначение в Москву. Переехали. Но настали смутные времена, когда музыка никому не была нужна. Голодные 90-е. Мужу вместо зарплаты выдавали просроченные тушенку и детское питание. Денег не было. Ребенок маленький. Пришлось искать дело, которое могло бы нас прокормить. Потом оно переросло в бизнес, который нашу семью спас.

— Музыкант, дирижер, дизайнер одежды. При чем здесь фотожурналистика, да и фотография в целом?

— Фотографии я обязана тем, что вышла из депрессии и захотела жить дальше.

— Раньше был опыт фотографирования?

— Мне было 16 лет, когда папа подарил мне «Киев» на день рождения. Я немного снимала, мне это нравилось. Красивая камера в кожаном коричневом чехле. От него вкусно пахло. Папа неплохо снимал. Мы проявляли и печатали по ночам. Это было прекрасное время. Но оно быстро закончилось: я уехала учиться в институт.

— Что снимали, помните?

— Снимала все подряд: своих однокурсников, все, что со мной происходило, все, что мне было интересно. От той жизни мало что сохранилось, к сожалению.

— А потом?

— Потом — работа, замужество, ребенок, переезды, Перестройка, выживание. Не до фотографии было.

— Как фотография Вас спасла?

— В один день меня все достало. Я не могла выдерживать стены, в которые сама себя заточила и которые стали похожи на тюрьму. Тут я вспомнила, что у меня есть камера Olympus, взяла ее и вышла на улицу. Был солнечный день. Помню, поехала в Коломенское и все подряд снимала, все было интересно. С удивлением узнала, во сколько солнце садится и во сколько встает. До этого я десять лет занималась чертежами, лекалами, образцами, технологическими процессами, заказчиками.

На солнце обращала внимание только тогда, когда оно появлялось на моем рабочем столе, рядом со швейной машинкой. В четыре часа дня. А во сколько оно садится, я и понятия не имела. Жизнь моя была строго расписана. Я ничего не видела, кроме своей работы и желания выкарабкаться, выбраться из нищеты. Начав снимать во второй раз, я поняла, что фотография — это мое, то, чем я хотела бы заниматься. Мой образ жизни. Но была куча сомнений: у меня семья, ребенок, я взрослый человек и не имею права на ошибку.

И я поехала к Сергею Максимишину на его мастер-класс в Кабардино-Балкарию. Он меня благословил. Я перестала сомневаться. Подала заявление в Союз фотохудожников России, меня приняли. Сняла историю «Дашкин Новый год», а пока ее снимала, в деревне появился таджик, которого все уважали за то, что он непьющий и работящий. Мы начали с ним общаться. Потом я узнала, что он ищет русскую женщину, обязательно с домом, и собирается бросить свою семью с четырьмя детьми. Увидела, как другие гастарбайтеры ищут работу, какая между ними идет жесткая конкуренция. Мне стало интересно, и я решила поехать в Таджикистан и посмотреть, что за страна такая.

— Решили — и сразу уехали?

— Месяц ходила на вокзал, все не решалась. Общалась с таджиками, которые там живут или работают. Наконец, поехала. Собиралась на месяц, а застряла на четыре с половиной. Так родились мои первые таджикские истории: «Дорога домой» и «Голубые дома».

Историю «Дорога домой» взял «Коммерсантъ», и она вышла в «Огоньке». Потом ее опубликовал National Geographic уже с моим текстом. Она получила премию на конкурсе Фонда развития фотожурналистики и призовое место в конкурсе «Меньшинства».

— Очень красивая история «Голубые дома». Жаль, что она не получила отдельного звучания.

— А мне не жаль. Теперь я работаю по-другому: пишу заметки, беру интервью. Не на диктофон — в тетрадку. Люди ее меньше смущаются. У меня для каждого региона — отдельная тетрадка. Получилась летопись. Одни люди умирают, другие рождаются. Ломаются старые дома, строятся новые, покупаются машины. Вообще я поняла, что не надо ни от чего отказываться, не надо говорить себе: я все тут сняла, и больше тут снимать нечего. Если есть возможность, есть желание и интерес — надо снимать.

— Но, наверное, не только Таджикистан?

— Согласна. Я пытаюсь снимать в России. Есть несколько историй. Одну я снимаю третий год — о жизни бездомного. Мне было интересно узнать, как он стал бездомным, как он пытается выжить. Он продал квартиру и приехал в Москву в поисках лучшей жизни. Деньги проиграл в течение часа. Запил, упал на самое дно. Потом сам себя оттуда вытащил. У него есть мечта, она его держит: он хочет заработать денег и поехать к дочери и внуку, которые живут в Америке.

Но чем больше я с ним общаюсь, тем больше понимаю, что он никогда не поедет в Америку. Он игрок. Этот образ жизни его затянул. Как только у него появляются деньги, он спускает их на игру. Для себя в этой истории я пыталась найти другой визуальный язык. Ходила с ним по заброшенным хрущевкам, попадала с ним в милицию. А когда история была снята и ее можно было показать людям, оказалось, что она никому не нужна. В редакциях, как только слышат «бомж», интерес пропадает. И не важно, что это нетривиальный бомж. Это никому не нужная история. Одна надежда на конкурсы…

— Ну да, эта история заняла призовое место на конкурсе репортажной фотографии «Памяти Александра Ефремова». Марина, что больше всего привлекает Вас в фотожурналистике?

— Мне нравится мой образ жизни, который денег пока не приносит, но дает мне возможность увидеть солнце, увидеть небо, узнать новых людей и то, как они живут. Будут силы ходить по горам, 
я найду тему для съемки.

От автора. Когда верстался номер,  Марина вернулась из долгой поездки по Китаю. По дороге оттуда заехала в Таджикистан, повидать своих героев. Надеюсь, что скоро мне повезет услышать ее неторопливый рассказ о новом путешествии с фотокамерой вглубь чужой страны.