Кусочек планеты одной из самых красивых женщин мира

или Покажи мне свой дом, и я скажу тебе, кто ты

Загородный дом — мечта любого горожанина, такова уж наша психология. Иметь загородный дом — значит, состояться в жизни. Квартира — место, откуда мы уходим на работу и где мы потом спим, чтобы наутро снова влиться в безумную суету производства добавленной стоимости. По сути, и личная ячейка в общем муравейнике — какая-то недонедвижимость.

А вот дом, однозначно, что-то более основательное. У него, как и у дерева, есть «корни». Дом и земля вокруг — это личный кусочек планеты под общими голубыми небесами, настоящая недвижимость, лицо хозяина, свидетельство его общественного статуса, вкуса и зеркало души. Покажи мне свой дом, и я скажу тебе, кто ты.

Грустно видеть, как в ближнем Подмосковье, да и вокруг всех больших городов России, соревнуясь в византийской роскоши, растут аляповатые хоромы из кирпича и бетона в стиле «Дворец культуры мясокомбината». Каким-то потусторонним холодом веет от них, какая-то тревога и оральный страх перед голодом заложены в неистовом стремлении освоить под себя как можно больше пространства любой ценой. Глядя на эти «гипермаркеты» тщеславия и стоящие рядом перекошенные деревянные избенки, невольно задумываешься о душевных проблемах контингента, населяющего и те, и другие. Одни убоги в своей материальной несостоятельности, а другие недоразвиты духовно. А что же на Западе?

Там набирает силу тенденция к упрощению бытия — своеобразная новая толстовщина. Запад, объевшийся роскоши до рвотных рефлексов и обремененный чувством вины за свою сытость перед «третьим миром», ищет себя в слиянии с природой и натуральном хозяйстве.

Слишком много соблазнов в современном мире. Слишком беспощадны и в то же время ненадежны плоды цивилизации и идеалы рыночной экономики. Слишком далеко они уводят нас от простых человеческих радостей, увеличивая пропасть между «менеджментом» и биологической сущностью человека.

Куда более живы, убедительны и безобидны выращенная своими руками гроздь винограда, испеченный собственноручно хлеб и грубый дом почти без удобств у края леса или на берегу моря. Никто не назовет тебя паразитом, никто не придет раскулачивать, и колебания мировых цен на нефть вместе с котировками валюты тебе глубоко безразличны. Небольшой кусочек рая на собственной земле — вот идеал стареющей Европы.

Яркий пример такого упрощения — звезда французского кино и недавняя супруга Жерара Депардье, 15 лет бывшая лицом Дома моды Шанель, Кароль Буке. Кароль потянуло к земле, она увлеклась садоводством и виноделием, купив участок земли на почти необитаемом вулканическом острове между Сицилией и Тунисом. Шале самой популярной в мире французской женщины выглядит не более респектабельно, чем жилища местных крестьян.

В середине марта Кароль привезла в Москву, чтобы представить в одном из гастрономических бутиков столицы, произведенные на ее участке вино и оливковое масло.

Глядя на эту женщину, никогда не скажешь, что ее старшему сыну 21 год. Впрочем, Кароль своего возраста не скрывает, она родилась 18 августа 1957 года в одном из пригородов Парижа. Когда ей было четыре года, ее мать ушла из семьи, оставив отца с двумя дочерьми.

Когда Кароль исполнилось 11 лет, отец отправил ее на 2 года в монастырь доминиканок, что очень сильно отразилось на ее мировоззрении. С 15 лет она, прогуливая школу, по полдня проводила в кинотеатре на Елисейских полях, а вечером приходила домой как будто из школы, так было почти каждый день. «Мне было все равно, что смотреть, как только я входила в зал, я переносилась в другой мир», — вспоминает Кароль.

На одном из обедов Кароль познакомилась с кинорежиссером Серджио Моати, и когда он спросил ее, кем она хочет стать, Буке неожиданно для себя самой сказала: актрисой. Серджио помог Кароль поступить в Консерваторию. «Как только я оказалась в числе принятых, мне стало страшно, — рассказывает актриса. — Я считала себя полной пустышкой, которую зачислили по ошибке. За три года учебы мне удалось сдать только одну сценку».

Но в середине 70-х ее заметил Луис Бунюэль, с тех пор на счету Кароль Буке более 200 киноработ. Кароль очень любит Россию и все русское, ее старшего сына зовут Дмитрий. Свою первую роль в театре Кароль сыграла в чеховской «Чайке». Благодаря ее усилиям во французских школах преподают историю советского кино. Ее любимый режиссер — Эйзенштейн.

– Кароль, что вы думаете о своей красоте, каково это — быть красивой?

– Красота может оказаться таким же страданием, как и уродство. В подростковом возрасте, когда всем нужны истинные отношения, красота была для меня невыносимой. Она вызывала во мне чувство вины. Став молодой актрисой, я считала, что гармоничное лицо будет мешать мне передавать внутренний разлад персонажа. Сегодня, с возрастом, я ценю этот подарок судьбы.

– Страдали вы когда-нибудь из-за вашей красоты?

– Да. Однажды, когда я была беременна вторым ребенком, в мой парижский дом влезли грабители, они видели мое лицо на плакатах, рекламирующих бриллианты. Они спрашивали, где же бриллианты и золото, в которых они видели меня на плакате? Они обшаривали комнату за комнатой. Под дулом пистолета мне пришлось им объяснить, что та рекламная красавица в украшениях на тысячи долларов — это не настоящая я. Взломщики ушли в крайнем удивлении.

– Многие женщины идут за красотой к хирургу. Что вы думаете о пластической хирургии?

– Меня это не интересует. Лично я не сделала себе ни одной пластической операции.

– Какую кухню вы предпочитаете и соблюдаете ли вы диету?

– В еде я склонна к простоте, предпочитаю итальянскую кухню, у меня дома целый склад макарон, а вот молочного я вообще не ем. Если я хочу курицу, то звоню одному своему другу, у него ферма, на которой куры растут на воле и питаются естественным кормом, их мясо сильно отличается от того, которое можно купить в магазине.

Иногда я назначаю себе разгрузочные дни. Но любой разгрузочный день могу нарушить ради пиццы, пасты и хорошего вина.

До того как мне исполнилось 16 лет, я вообще питалась одной колбасой и компотом из консервных банок. Я жила в небольшой квартире с сестрой и отцом. И была одинокой, худой, как гвоздь, и грустной девочкой. Потом, когда у меня появился свой дом, у меня стало бывать много друзей. Я кормила гостей и вместе с ними сама много ела. И благодаря гостям научилась хорошо готовить.

– Используете ли вы собственное масло и вино?

– Нет. Это, конечно, странно, но на самом деле у меня просто ничего не остается. У меня всего 50 оливковых деревьев. На производство одного литра масла уходит 9 килограммов ягод. В год я произвожу примерно 350 литров масла. Из-за малого количества я вынуждена разливать его в небольшие флаконы, меня это немного смущает, но мое масло становится модным покупать в качестве подарка, как и духи.

Однажды, идя в гости, я сама решила купить бутылочку своего масла в парижском Fauchon, но, к моему удивлению, моего масла в бутике не оказалось. Я не ожидала, что оно станет таким популярным.

То же самое и с вином. Один мой друг, очень солидный торговец вином, как-то попробовал «Le Passito» и сказал: «Я беру все». «Почему бы и нет», — ответила я. Все, что я произвела, в Париже было распродано в течение одного дня.

– Расскажите, как вы делаете вино, сколько людей участвует в этом процессе?

– Это очень интересный процесс. Я использую сорт «Александрийский мускат», который местные жители по-арабски называют «Зиббидо», что значит изюм. Этот сорт очень устойчив к экстремальным условиям.

Небольшой кусочек рая на собственной земле — вот идеал стареющей Европы.

Дело в том, что на моем острове ветер дует 321 день в году. И чтобы ягоды не бились, вокруг виноградников и оливковых деревьев приходится строить заграждения от ветра из камней.

Под виноградниками у меня 8 гектаров. Сначала гроздья долго висят на лозе до состояния «благородная плесень». Потом в августе — сентябре гроздья собираются вручную и раскладываются прямо на вулканической почве острова на застывшей лаве и сушатся 10 дней. Во время сушки гроздья постоянно переворачивают.

Затем все это сваливается в нержавеющие чаны, и происходит процесс ферментизации, после чего вино фильтруется и разливается по бутылкам. Несмотря на довольно сладкий вкус и персиковый привкус, в мое вино не добавляется ни грамма сахара и прочих посторонних добавок.

Делает это все один человек, местный житель, который всю жизнь занимается вином. Дело в том, что мне пришлось покупать землю не у одного хозяина, а выкупать ее по кусочкам у разных людей, это было очень хлопотно — встречаться и договариваться с каждым отдельно. Этот человек — один из бывших владельцев части моего участка. К работе он привлекает своих родственников. На Пантеллерии люди живут традиционной общиной, и часто все вместе по очереди работают на земле друг у друга.

– Вы обучались виноделию?

– Нет, мне достаточно жизненного опыта, я пью вино уже 25 лет.

– Жерар Депардье тоже известен как большой специалист в области виноделия. Участвует ли он в производстве вашего вина или, может быть, дает какие-нибудь советы?

– Мое вино никак не зависит от Депардье. Когда он мне давал советы, я почувствовала, что для моего вина они не подходят. Я выращиваю виноград на земле, особенностей которой он не знает, к тому же это место находится между Тунисом и Сицилией, там очень жарко, а Депардье не любит жары.

– Где вы любите отдыхать, ваши любимые места на планете?

– Я люблю юг. Так получилось, что я росла неприкаянным ребенком в северном городе, вдалеке от солнца, ярких красок и фруктовых деревьев, но каждое лето мы с папой и сестрой ездили на юг, и я помню эти запахи юга, которые проникали в открытое окно поезда, когда мы ехали к морю от Парижа. Запахи эвкалипта, мимозы и хвои — они были для меня предвестниками счастья.

В детстве я обожала бродить с отцом по южным рынкам с их пряными запахами. Я люблю запах чеснока. Для многих он неприятен, а у меня он связан с воспоминаниями из детства и вызывает во мне чувство защищенности и умиротворения. Став взрослой, я полюбила Италию. Я обожаю Рим. Рим для меня — лекарство от депрессии.

Но самое мое любимое место — это остров Пантеллерия. У меня есть мечта — купить там еще земли и посадить апельсиновый сад.

Я и Кароль.

Когда цветут апельсины, они источают потрясающий аромат. Я так и вижу себя в мечтах — как я иду к морю по собственной апельсиновой аллее.

– У вас и вашего старшего сына Дмитрия довольно скромные дома на вашем любимом острове. С чем это связано?

– У меня просторный дом в Париже. Но я люблю солнце и свет, мне нравится возиться с природой и естеством, быть ближе к земле — для этого многого не надо. Мне нравятся растения, особенно те, которые дают плоды. Наверное, потому, что я выросла в городе, если бы я выросла в деревне, я бы так ее не любила.

Я даже хочу продать свой дом в Париже и переехать поближе к своему острову, но мои дети против. Они говорят: «Как ты можешь так поступить с нами, ведь мы выросли в этом доме?» Для них он многое значит, но я купила его всего 20 лет назад. Мне бы хотелось оставить своим потомкам собственную землю.

– Почему именно Пантеллерия?

– Мне всегда хотелось иметь место, где я могла бы пустить корни, и я его нашла на этом острове. Кто-то много лет назад рассказал мне про этот остров. И хотя добираться до него долго и неудобно и там нет никаких благ цивилизации, но однажды я провела там отпуск и поняла, что это и есть мой маленький рай. Я стала ездить туда каждый год, а потом начала скупать на нем землю.

– Чему важному вы научились с возрастом?

– Избавляться от страстей. Мне кажется, страсть — это обезумевший поезд, с которого прыгать не очень-то приятно. Мне нравится любовь, но я не люблю страстей. Потому что всякие страсти эгоистичны. Страсть — это одержимость самим собой, при этом ты не видишь других людей, не уважаешь других. Лучше во всем соблюдать меру и равновесие. Хотя время от времени можно допускать какие-то глупости, это возвращает нас к молодости.

– Многие знаменитости увлекаются восточной философией. Например, Мадонна изучает каббалу и карате. А Ричард Гир исповедует буддизм, кто-то серьезно занимается йогой. Есть ли у вас похожие увлечения?

– Нет, никогда ничем подобным не увлекалась, по утрам делаю зарядку, чтобы не болела спина, и изредка бываю в центрах талассотерапии. Но Восток очень люблю, люблю на простом обывательском уровне: ем суши, с удовольствием езжу туда и привожу из путешествий мебель и посуду.

– Что вы больше всего цените в мужчинах?

– Больше всего ценю в мужчинах чувство юмора. Если мужчина может меня рассмешить, у него есть большой шанс меня соблазнить.

Дмитрий ШАРКО