Лавинообразная популярность фотографии и интенсивный круговорот фотографической информации на наших глазах конвертируются в качественные изменения снятых кадров, как и предупреждали классики полузабытого учения. Как ни ворчат скептики, уровень фотоконкурсов и выставленного на сайтах сегодня несравнимо выше того, что приходилось терпеть лет десять назад. И как результат — стремительно ветшают когда-то азбучные истины, на которых строилось обучение фотографии.
Естественность — такая трудная поза.
Оскар Уайльд, «Идеальный муж»
На первый взгляд, в этом кадре нарушен главнейший совет по композиции, который есть в любой книжке «для чайников»: линия горизонта делит его пополам. На самом деле призыв избежать симметрии — это желание придать кадру больше динамики, поскольку разграничение по середине в большинстве случаев делает кадр статичным. Но здесь статика преодолевается контрастом между спокойной нижней половиной и громоздящимися горами сверху, и вдобавок буйным цветом (пришлось подкорректировать баланс белого: он стоял на автомате, и в мозгу камеры, очевидно, не умещалась мысль, что в природе могут быть такие цвета. Помогла съемка в формате RAW — в нем настройка цвета идет проще).
Построение кадра, когда его продольное деление линией посередине дополняется квадратом в углу (который обозначается оранжевой горой слева), представляет собой простейшее обозначение спирали — очень значимой композиционной фигуры.
Кстати, с виньетированием объектива в широкоугольном положении совсем не обязательно бороться: часто оно исправно служит отличным обрамляющим элементом.
Canon 5D, Canon EF 24–105 mm f/4L IS USM, 1/200 c, f/5,6, ISO 400, фокусное расстояние 24 мм.
Композиция как органика
Прогресс
Нагляднее всего это происходит с пониманием сути композиции, о которой уже не раз шла речь, и будет идти всегда, поскольку она — несущий каркас фотографии. Уже никому не нужно разъяснять, что композиционные правила условны и необязательны, что их вызубривание никак не гарантирует творческого роста, хоть и помогает понять допущенные ошибки, а если постараться, то и избежать их повторения.
Композиция снимка стала наконец восприниматься адекватно — как малопредсказуемая сумма множества факторов, явных и не очень, а отсюда уже рукой подать до нового осмысления самого понятия композиции, скользкого и многоликого. Ее сухие академические определения хоть и хороши для учебников, мало помогают фотографу в каждодневной практике, а более образные описания поймет не всякий — только тот, кто долгой и непростой работой глаза и головы уже приблизился к собственному пониманию композиции и ищет для нее свои личные формулы. Ориентируясь именно на такого собрата по увлечению, попробуем внести посильную лепту в общее дело.
Что сказать
Интересно, что чем опытнее фотограф (художник, дизайнер), тем, как правило, меньше он рассуждает о композиции вообще, о ее общих принципах. По конкретному кадру — пожалуйста, с удовольствием разберет его удачи и промахи, расскажет о своих текущих или когда-то бывших композиционных наклонностях, а вообще, безотносительно — что скажешь? Композиция или удалась, или совсем нет, или так себе, ничего особенного. А стоит пуститься в общие рассуждения — и понимаешь, до какой степени справедливы слова «мысль изреченная есть ложь»: всякое на первый взгляд очевидное положение немедленно опровергается практикой, которая подсовывает множество случаев его успешного нарушения. Это неудивительно: композиция представляет собой невербальный язык, в отличие от рассказов о ней, а эти явления живут по разным законам.
Пожалуй, единственное, что можно сказать, — это что любые рассуждения о композиции, как и ее анализ, есть занятия рефлексивные, происходящие постфактум; даже если речь идет о возможных вариантах еще не снятого кадра, анализируются уже сложившиеся проекты композиции. То есть она какими-то неведомыми путями (интересно бы знать, какими!) образуется в мозгу, а обсуждению подвергается только конечный результат.
Композиция как физиология
На мой вопрос о композиции один художник, преподаватель живописи, ответил, что теоретически рассуждать о ней не имеет смысла, а вернее всего сравнить ее с позой, которую бессознательно или намеренно принимает человек. О каких тут правилах может идти речь? Конечно, если очень захотеть, то и тут можно выводить законы и рекомендации (например: если чувствуете себя бесприютным — сжимайтесь в комочек, если ощущаете агрессию — бычьтесь), но можно ли этим заниматься в здравом уме? Или попробуйте описать словами удар каратиста: это возможно, но бессмысленно.
Гораздо разумнее попробовать взамен так натренировать свое фотографическое «тело», чтобы оно само складывалось красиво (есть целые профессии, основанные на этом). Да и с практической точки зрения говорить о композиции в этом ключе заметно удобнее: именно фотографическая практика делает из человека фотографа, а не зубрежка теории. Так же и спортсмену тренер нужнее, чем учебный фильм про устройство мышц (хотя и он не помешает), но еще нужнее тренировки. Долго не снимал — растренировался, и по кадрам это будет видно, хоть ты целый талмуд прочти по теории.
Параллель удобна еще и тем, что принятие положения тела, как и выстраивание композиции, в значительной степени диктуется подсознанием и личными особенностями (в учебниках фотографии об этом — ничего).
Тренировка
Из методов практической тренировки композиционных навыков хорошо известны два (причем оба из кинематографии, где связь между временем, профессионализмом и деньгами наиболее крепка), и оба можно горячо рекомендовать всем фотографам. Первый — классическое ношение с собой маленькой черной рамки и кадрирование навскидку всего, что попадется навстречу. Второй — раскладывание композиционно интересных фигур из заданного числа спичек внутри прямоугольной серой картонки, выступающей в роли кадра (в свое время это было рутинное учебное задание на режиссерских курсах). Интересно, что эти базовые упражнения подходят к тренировке композиционного построения с разных сторон, по-военному захватывая обучающегося в клещи: спички развивают субъективное понимание гармонии, «внутренний глаз», рамка — «внешний». Соединение этих двух глаз и образует фотографа.
Роль видоискателя
Интересны некоторые практические следствия из сказанного. Заметьте, что оба базовых упражнения основаны на активном взаимодействии с кадрирующей рамкой, причем не в смысле периметра, а в смысле живого поля, на котором и происходит композиционная жизнь. В фотоаппарате это — видоискатель, взаимодействовать приходится с ним, и он диктует определенные условия. В частности, бич современной зеркальной «цифры» — малюсенький видоискатель, который европейские фотографы дразнят «тоннелем» (правда, в последнее время ситуация в этом смысле немного улучшилась, отчасти применением более совершенной конструкции окуляра, отчасти внедрением Live View). Очень сложно себе представить, чтобы фотограф со среднестатистическими глазами был в состоянии скомпоновать в таком видоискателе кадр с барочным обилием мелких деталей и тонкой фактурой, во всяком случае целенаправленно. Это ведет к «крупноблочной» композиции, основанной на взаимодействии больших деталей в кадре. Как писал Гоголь о лице Собакевича: много есть лиц, над которыми природа недолго мудрила — махнула топором раз-другой, грубым буравом ковырнула глаза и отпустила в свет, сказавши: живет!
Вместе с тем так же трудно представить, чтобы нормальный фотограф, компонуя кадр по видоискателю, скажем, среднего формата, удержался бы от искушения и не обыграл сочной мелкой детали в значимом участке кадра, придавая ему тем самым мультимасштабность и композиционную разноплановость. Совершенно необязательно, что это все будет делаться осознанно, — тем не менее так аппаратура влияет на конечный снимок. Именно поэтому в характеристиках серьезных зеркалок уделяется столько внимания видоискателю.
В связи с этим нужно горячо приветствовать оснащение современных зеркалок режимом Live View. Пусть это не панацея и не идеал, и, на мой вкус, можно было бы придумать небольшой съемный окуляр для экрана с увеличением, как на классической шахте, но в любом случае у вас есть выбор и дополнительные возможности.
Роль отпечатка
Еще интересно, как масштаб снимка (который в значительной степени задается фотографом в момент съемки) реализуется на конечном отпечатке. Геннадий Гриков, обучая своих студентов, проводил такой опыт: давал им небольшой отпечаток и спрашивал, что они на нем видят. Отвечали: «Дурацкая полянка». А видя тот же кадр, но отпечатанный в большем размере, замечали на полянке бабочек, которые и были главными, которые «делали» кадр. В большой отпечаток можно «войти», он соразмерен человеку. Но и это нужно далеко не всегда — на свете есть много превосходных мастеров фотографии (особенно наделенных философским видением мира), которые практически не печатают своих работ в формате большем, чем примерно 20×25 см, а то и меньше. Такой размер отпечатка диктует определенную дистанцию между фотографией и зрителем, сжимает мир до одного образа.
Масштабные средства
Но помимо обдуманной печати есть и сугубо композиционные средства задания масштаба в кадре, прежде всего через отношения объект — фон. В простейшем виде это выглядит как соотношение размеров объекта и всего кадра в целом или объекта и крупных пассивных частей кадра, формирующих фон. Если не вдаваться в тонкости вроде тональной и цветовой активности объекта, то это соотношение будет довольно простым, на уровне арифметики; к счастью, в фотографии обычно действует множество факторов, так что повальная простота нам не грозит.
Время
Нечасто поминаемый, но исключительно мощный аспект композиции — это способы, которыми она задает течение времени в кадре. Время это особое, фотографическое, все временные события: до, во время и после запечатленного момента — явно и неявно заключены в кадре одновременно, в спрессованном виде, и допускают прочтение (последовательное, как в кино) в любом порядке и с любым желательным числом повторов. Композиционным средствам отведена в этом процессе важнейшая роль.
Дело в том, что обычно мы, окинув фотографию общим взглядом и заинтересовавшись ею, начинаем рассматривать ее по частям, задерживаясь на каком-то участке, вновь возвращаясь к каким-то фрагментам и переходя с одного на другое. Сложная траектория нашего взгляда (которой посвящена масса исследований) и определяет направление движения этого застывшего времени — то вперед, то вспять, то по кругу. Скажем, такой простейший момент, как необходимость оставить перед лицом глядящего вперед человека немного пустого места в кадре «для взгляда», — уже миниатюрный рычаг, направляющий время в кадре в определенную сторону. Впрочем, изучение фотографического времени — это уже на грани чистой беллетристики, что грозит отпугнуть иного любителя, которому вынь да подай быстрый результат. Давайте попробуем осмыслить композицию как гармоничное, комфортное или выразительное, на уровне человеческой позы, расположение частей кадра — это, похоже, перспективный подход.
Удачной съемки!
Хороший пример того, каким мощным композиционным инструментом может быть широкоугольник. Здесь сверхширокий зум (снято на положении 14 мм на полном кадре) буквально втягивает в себя пространство, выворачивая его, как воронку. Контраст между тяжелой, заставленной всякими природными деталями землей и свинцово-фактурным небом заставляет вспомнить украинскую песню «Дивлюсь я на небо…», хотя герой кадра — хасид-паломник (видно, архетипы общи для всех). Мелкая согбенная фигурка на фоне необъятного раздолья пейзажа — отличная иллюстрация понятия масштаба в кадре.
Немаловажная практическая деталь: если в вашем кадре есть расположенные близко детали разных планов (ближнего, дальнего), то постарайтесь выбрать такую точку съемки, чтобы они слегка перекрывались, как здесь голова паломника заходит на темное отражения леса в воде. Так яснее передаются планы, да и просто красивее.
Фото: Дмитрий Серебряков.
Nikon D3, Nikon 14–24mm f/2.8G ED AF-S Nikkor, 1/640 c, f/4, ISO 400, экспокоррекция –2/3 EV, фокусное расстояние 14 мм.
Часто бывает так, что в одном кадре присутствуют два-три сюжетных центра, объединенных сложными сюжетными (домысливаемыми) и простыми геометрическими связями. На мой взгляд, здесь таких центров три: безусловно, крест на дальнем плане, доминирующий в кадре, груда сложенных под ним (не в жизни, а по сюжетной «легенде») камней, взирающих на крест снизу вверх, и наименее оформленный центр — сложное небо, глядящее на все это сверху вниз (при развитой фантазии можно сказать, что закручивающиеся облака образуют подобие глаза). Все вместе они собираются в непростую конструкцию, напоминающую гантель или песочные часы.
Изначально цветной кадр был переведен в ч/б просто потому, что разнобой цветов заслонял графическую структуру соподчинения, а ровный серый цвет собрал весь кадр в единое полотно, не делая различия между желтой землей и голубым небом.
Для достижения нужной степени контраста я перевел в «Фотошопе» кадр в монохром с помощью Channel Mixer (предустановка «Красный фильтр»), а потом в «Уровнях» переместил нижнюю границу тонов до значения примерно 10.
Canon 5D, Canon EF 24–105 mm f/4L IS USM, 1/160 c, f/14, ISO 100, экспокоррекция –1/3 EV, фокусное расстояние 35 мм.
Композиционная формула этого кадра — сочетание диагонали (дорожка + кот) и параллельных вертикалей (водостоки, окна). Темное пятно зелени пришлось отвести к краю кадра, чтобы оно осталось на второстепенных ролях и не нарушало беседы главных элементов.
Кстати, «Фотошоп» способен играючи справиться со многими проблемами пленки (это скан). В частности, интересно применение фильтра «Нерезкая маска» с установками (примерно): радиус 14–20, сила 55 — она повышает местный контраст, придает снимку больше глубины.
Pentax 67, объектив 90/2,8.
В этом кадре мирно уживаются два вполне самостоятельных сюжета, хотя поодиночке ни одного из них не хватило бы для полноценного снимка: пара застывших лодок у пустой венецианской стены и — на дальнем плане — молодая дама, энергично топающая по мостику. На их противопоставлении и живет кадр. Правда, здесь присутствует еще одна универсальная палочка-выручалочка — зеркальная гладь воды. Отражения от водного зеркала способны оживить практически любой сюжет и придать ему значительность простым соседством осязаемого оригинала и зыбкой копии. Еще надо добавить, что камень и вода — отличные модели.
Pentax 67, объектив 90/2,8.
Очень часто кадр «работает», когда его элементы как бы сами собой (а иногда действительно спонтанно) складываются в интересные фигуры. В этом случае контуры двух платьев женщин-мимов образуют вполне узнаваемый полукруг, который вписан в прямоугольник кадра примерно в той же пропорции, что и фонтан в Монако. Направление рук и веера, а также наклон фигуры проводят диагонали в кадре, добавляя экспрессии, а тот неочевидный факт, что девушки стоят на ходулях и словно парят над землей, придают снимку долю фантасмагоричности.
Снимать на фоне черного неба одновременно и просто, и сложно: как ровный фон без отвлекающих деталей оно смотрится отлично, проблема лишь в том, чтобы оно не занимало слишком много места в кадре (здесь уже на грани) и образовывало интересные фигуры, очерченные контурами главных объектов и рамкой кадра. В этом отношении уже не спасут ни фактура, ни цвет фона — важен общий абрис.
Canon 5D, Canon EF 24–105 mm f/4L IS USM, 1/40 c, f/4,5, ISO 3200, фокусное расстояние 24 мм.
Это скан с узкого кадра, и композиционно он примечателен разве что тем, что показывает силу и динамику слегка наклоненной вертикали, которой, однако, до диагонали еще далеко. Интересна и наглядная роль ракурса: съемка снизу вверх имитирует задирание головы и, соответственно, всю гамму чувств от разглядывания чего-то большого и высокого (хотя манекен вполне стандартный). Такой ракурс рекомендуется для придания снимку ощущения монументальности.
Canon EOS 5, Tokina 28–70mm f/2.8 AT-X 287 PRO SV AF.
Часть конструкции пешеходного моста в Лондоне отлично справилась с ролью рамки кадра. Композиционно кадр «держат» еле видные горизонтальные параллели и, что менее заметно, тот факт, что две темные фигуры — композиционный центр кадра — делят темный фон за своей спиной почти в той же пропорции, если мерить слева, что и весь большой проем, если мерить справа.
Canon EOS 5, Sigma AF 70–200 mm f/2.8 EX HSM.
Необычный предмет, особенно простой геометрической формы (которая часто выразительнее любой сложной), сам по себе может стать основой композиции. Вписывая любую геометрическую фигуру в прямоугольник кадра, надо уделить пристальное внимание соотношению их размеров. Зумы в этом отношении позволяют экономить массу мускульной энергии. Снимок, кстати, совершенно правдив, никаких чудес ретуши: это зеркальный шарообразный фонтан на площади перед казино в Монако, честно отражающий все вокруг. Чтобы заполнить им кадр, пришлось выдвинуть телезум в почти крайнее телеположение (подойти ближе мешала ограда). Можно было бы сказать, что перед нами наложение отражения на оригинал, но для меня этот кадр работает прежде всего магией сочетания простых геометрических фигур — круга, полумесяца (отражение неба) и прямоугольника.
Canon 5D, Canon EF 70–200 mm f/4L USM, 1/400 c, f/9, ISO 125, экспокоррекция –1/3 EV, фокусное расстояние 175 мм.
Пример выстраивания композиции в основном элементами крупного и среднего размера. Здесь очень важны ровный однотонный фон и сдержанная цветовая гамма, что подчеркивает условный, абстрактный характер изображения, совершенно, тем не менее, реалистичного: это кадр из серии, снятой во время демонтажа антикварного салона в Центральном доме художника. Столы-стулья уже унесены, картины со стен сняты, а подсветка картин еще горит, навевая философические ассоциации.
Pentax *istD, Sigma 18–50 mm f/3,5–5,6, 1/8 c, f/3,5, ISO 1600, экспокоррекция –2/3 EV, фокусное расстояние экв. 28 мм.
Две более-менее «параллельные» дуги, пересекающие кадр по диагонали, — беспроигрышный способ по-быстрому организовать пространство снимка. Годится для случаев, когда кадр делается исключительно в декоративных целях (розыгрыш цвета и (или) фактуры). В данном случае дуги удачно дополнились элементами контрастных цветов, легших в кадре вдоль перпендикулярных первым диагоналей. В этом снимке использована громадная глубина резкости, свойственная компактным камерам. Вряд ли кадру пошло бы на пользу, если бы часть деталей передалась нерезко.
Fujifilm FinePix F30, 1/160 c, f/4, ISO 200, экспокоррекция –1/3 EV.
Комментарии