Грани времени семейного альбома

Однажды мне приснился сон: я, маленькая девочка, бегу по огромному зеленому полю. Ярко светит солнце. Трава и полевые цветы, ромашки и васильки, почти с меня ростом — среди них я словно сказочный гномик. Мне необычайно легко, радостно и привольно. Но вдруг, откуда ни возьмись, появляются черные кирзовые сапоги и преграждают дорогу. Хозяина сапог не видно: так они огромны — до самого неба! Сапоги шагают прямо на меня. Я пытаюсь убежать, но они все ближе и ближе. Страх и ужас сковал ноги — я останавливаюсь, приседаю, сжимаюсь в комочек. А сапоги уже совсем рядом — надо мной…

Текст и фото: Светлана Пожарская.

 

 Групповой портрет с прапрабабушкой и прапрадедушкой (сидят в центре). Это одна из самых старых фотографий в нашем семейном альбоме (10-е годы ХХ века). Крайняя справа, во втором ряду, стоит моя бабушка (по отцовской линии) — будущая пианистка и преподавательница музыки. Использование лупы позволило сделать на ней изобразительный акцент. Судя по рисованному фону, драпировке, ширмам, регулирующим световой поток, леопардовой шкуре на полу, на которой сидят самые юные представители моего рода, а также по мягкому светотональному рисунку на лицах портретируемых, можно сделать вывод, что съемка проходила в большом фотографическом павильоне с естественном освещением, где одна из стен комнаты была целиком стеклянной. Увы, немногих изображенных на этом снимке я могу назвать по имени-отчеству.

 

И тут я просыпаюсь. Страх сразу же прошел, но в памяти моей этот сон-кошмар сохранился на всю жизнь. А бывают сны, которые повторяются по нескольку раз. И так они фотографически реалистичны (вплоть до мельчайших подробностей и деталей), что спустя какое-то время становятся частью самой жизни; память не в состоянии отличить реальность от вымысла — что было на самом деле, а что сновиденьем

Но зачастую наоборот: из памяти исчезают целые эпизоды и события. И тогда фотографии из семейного альбома становятся тем спасительным мостиком, который позволяет нам вернуться в прошлое. Они — своеобразная лакмусовая бумажка, индикатор подлинности и чувственности всего того, что с нами произошло.

Что же такое память? Отчего она так избирательно сохраняет одни мгновения нашей жизни и забрасывает в дальние углы подсознания другие, не менее значимые и существенные для осознания себя в этом мире? Каким образом семейные фотографии могут влиять на нашу жизнь? Возможно, семейный альбом — это и есть материальное связующее звено времен и поколений, а его миссия — не только фиксация воспоминаний и исторических хронологий существования человека, но и поддержка духовности, Веры, Надежды и Любви.

А может быть, семейный альбом — это зеркало родовой памяти и в то же время путеводная нить Ариадны, которая сможет вывести нас из лабиринта безысходности и нравственного падения?.. Сначала в пространстве одной семьи, потом дальше и глубже — деревни, села, поселка, города и, в конце концов (извиняюсь за пафосность), нашего любимого и многострадального Отечества? Мы все ищем и ищем национальную идею. Возможно, что семейный альбом и есть первая ступень ее нахождения и реализации…

Эти мысли-вопросы я задавала себе не раз и в попытке ответить на них пришла к проекту «Грани времени (из семейного альбома)», ставшим в настоящий момент главной темой моего творчества и фотографических исследований. В основе его лежат образные рефлексии памяти, которые дали возможность по-новому увидеть, глубже осмыслить, а порой и переосмыслить прошедшее.

В то же время работа над проектом позволила восстановить в памяти утраченные эпизоды моей семейной частной жизни, в которой, как в зеркале, отразились история и жизненные коллизии многих других семей. Форма художественно-документальной реконструкции старых (самая ранняя фотография в моем семейном альбоме датируется 1897 годом) и современных фотографий, использование луп и увеличительных стекол (как авторской изобразительной ремарки), прямое и образное преломление фотоотпечатков через призмы и зеркала вызвала во мне мощный эмоционально-чувственный заряд, который, надеюсь, затронет и зрителя, а для кого-то, возможно, станет импульсом для создания и исследования своих семейных альбомов.

 

На этой старой фотографии снята группа гимназистов, среди которых мой дедушка (крайний справа). Снимок датирован 1911 годом. Старая лупа, световой акцент и цветовой контраст выделили его лицо из окружения товарищей. Для фона было выбрано старинное карманное зеркало-портмоне, которое стало своеобразной виньеткой-обрамлением, а его фактура, наряду с документальностью и включением в изображение современных фрагментов (блика солнца и облаков), придало снимку художественно-образную выразительность.

 

Это портрет неизвестной девушки. Судя по одежде и тонированию изображения в сепию, а также по качеству тисненой бумаги, с большой вероятностью отпечаток можно атрибутировать началом ХХ века. Кто же она? Какие родственные узы нас связывают? Увы, на эти вопросы нет ответа. Но как же выразительно ее лицо, особенно глаза! Цветовое решение (дуплекс) и зеркальное отражение, как авторская изобразительная ремарка, внесли в портрет художественный дуализм. В какой-то степени для меня он стал иллюстрацией женского образа эпохи Александра Блока, в которую жила и эта Незнакомка из моего семейного альбома.

 

Один из самых трагических портретных образов проекта. Разбитое зеркало — как символ трудной и трагической жизни. На первом плане бабушка — та, что на групповом семейном фото (илл. 1) молоденькой гимназисткой стоит справа. На обороте снимка только город и год: «Москва. 1949». Рядом с ней, на втором плане, живописный портрет моего отца. Его арестовали вместе с другими студентами ВГИКа по сфабрикованному делу о покушении на Сталина… Спас его и других молодых ребят тот факт, что окна квартиры, из которой они якобы должны были стрелять в вождя, выходили не на улицу, по которой он ездил в Кремль, а во двор. В самый последний момент расстрел заменили лагерем на 8 лет, а затем ссылкой в степной поселок в Казахстане. Портрет написан другом-художником, вместе с отцом отбывающим срок заключения. Фотографировать в лагере было нельзя, но и запретить рисовать невозможно. Реабилитация пришла слишком поздно: мой отец умер вскоре после возвращения из ссылки, от туберкулеза, не дожив до 40 лет…

 

Мне неизвестен этот человек. Как оказалась его фотография в нашем семейном альбоме — тоже загадка. На обороте надпись: «С Первомайским праздником — мои друзья — Папа и Мама». И подпись: «Ваш Всеволод. Чита. 1937». Лицо очень интересное и типическое для поколения тех предвоенных и военных лет. Мужественно-волевое и спокойное. На его долю выпала война. Как сложилась его судьба, остался ли он жив — я не знаю.

 

Фотография военного лихолетья. Это группа детей, в 1941 году эвакуированных из Москвы в Иркутск. Отпечаток черно-белый, но здесь намеренно использовался дисбаланс по экспозиции и освещению, поэтому снимок получился в драматургически-огненной стилистике. В центре, с оторванной пуговицей на зимнем пальто, не по-детски насупившись, стоит мой будущий дядя, брат отца. Спустя двадцать лет он станет фотожурналистом и последним учеником легендарного фотографа Аркадия Шайхета (отсюда, наверное, истоки моего увлечения фотографией). Старое зеркало с отслоившейся амальгамой служит фоном и зазеркальем, своего рода пространственным коридором между прошлым и настоящим.

 

Это собирательный образ-портрет моего дедушки (по папиной линии). Три грани пирамиды, в которых отражаются три возраста его короткой и трагической жизни: юного гимназиста, молодого человека перед свадьбой (1922 г. — за два года до рождения отца) и один из последних снимков перед арестом и расстрелом в 1938 году. Реабилитации и оправдательного решения Военной Коллегии Верховного Суда СССР бабушка добилась лишь восемнадцать лет спустя.

 

Подпись на отпечатке и фигурная обрезка фотографии — характерные и точные приметы времени и места, указывающие на то, когда и где был сделан этот снимок. В те времена снимались не только на фоне Пушкина (как писал Окуджава), но и на фоне памятника или бюста вождя мирового пролетариата В. И. Ленина, который стоял на почетных местах во всех школах, парках культуры и домах отдыха нашей страны. Сейчас в глазах молодого поколения он выглядит скорее как забавный изобразительный анекдот, но в те годы это воспринималось вполне политкорректно и жизненно. Во время длительной экспозиции зеркало двигалось от фотографии быстро — отчего получилась живописная смазка отраженного в нем изображения оригинала, что можно ассоциировать с перевернутой страничкой семейной истории, на которой запечатлелось характерное для многих людей старшего поколения событие их жизни.

 

С какого возраста мы начинаем помнить и ощущать себя в этом мире? Я лично первые свои воспоминания датирую периодом от трех до пяти лет — это обрывочные, одиночные и похожие на фотографии отпечатки памяти. Я смотрю на себя, 5-летнюю, с улыбкой и легкой иронией. Преломление фотографии в зеркальной призме стало своеобразным мостиком во времени. Зрительный и чувственный диалог со своим детством…

 

Снимок «Прием в пионеры на Красной площади» изначально черно-белый. Фильм «Броненосец «Потемкин» Сергея Эйзенштейна, вошедший в число лучших фильмов всех времен и народов, и сегодня является для меня источником осмысления, композиционных находок и выразительности, а также живым учебником по компоновке кадра. А исторический факт из истории создания фильма, когда в заключительном эпизоде режиссер самолично кисточками раскрашивал флаг в красный цвет (108 кадров!) отложился в подсознании — и в нужный момент «замкнул» в образную фотографическую ассоциацию. Я тоже раскрасила знамя и пионерские галстуки в красный цвет. И себя отметила красным кружочком. Правда, мне было намного легче, чем Эйзенштейну, поскольку моими кисточками стали инструменты графического редактора Photoshop. Эта изобразительная перекличка с мировым шедевром — тоже своеобразная память о нашей истории. А еще этот снимок пример того, что использование художественной ретуши в документальной фотографии — не дословная «цитата», а скорее пересказ, «перетолкование» увиденного, т. е. авторская трактовка жизненного факта по законам изобразительной композиции, исторического контекста и зрительского восприятия. В этом перерастании отпечатка жизни, натуральной его копии, в суждение и заключена основа превращения документальной фотографии в художественную транскрипцию и изобразительный образ.

 

Смотря на эту фотографию сына, я ловлю себя на мысли, что самое ценное и важное в чувственном восприятии мира мы получаем в детстве. Мыльные пузыри — один из фрагментов памяти в ощущении Счастья.