По старым педагогическим канонам не рекомендовалось обсуждать денежные проблемы в присутствии ребенка. Сейчас считается правильным, чтобы человек с первых шагов существовал в едином для всей семьи информационно-ситуационном поле, имел свое, адаптированное к возможностям возраста, представление о том, как живут родители, что их тревожит, о чем они мечтают. Это относится ко всем аспектам жизни, но к денежным — в первую очередь. Главное, не перегнуть палку.
В те уже кажущиеся неправдоподобно далекими времена, когда мои друзья один за другим обзаводились семьей и детьми, помню, всех мучил вопрос: как объяснить ребенку, откуда он взялся? Рассказывать бабушкины сказки о добром аисте или капусте было смешно. В детях уже не было наивного простодушия, которое позволило бы проглотить такой сюжет. Но и приоткрывать завесу над величайшим таинством природы решались немногие. Тогда нам и друг с другом было трудно объясняться на сексуальные темы, а уж представить себя в виде собеседника малолетнего ребенка... Это вообще было за гранью. И главное, в каком возрасте надо начинать такое просвещение? Какие выбирать слова?
А вот как объяснить тому же самому ребенку, что такое деньги — такой проблемы просто не существовало. Деньги — часть окружающего мира. Сначала он научится говорить «дай», потом — мы даже не зафиксируем, когда это произойдет, — вместо «дай» появится «купи». Мы же будем брать его с собой в магазин, он увидит, как все происходит, как мы достаем из кармана эти пестренькие бумажки, а взамен получаем еду или книжки, или игрушки.
И вот мало-помалу начнет соображать.
Сегодня ситуация прямо противоположная. Впечатление такое, что дети стали рождаться с готовыми представлениями о взаимоотношении полов. Сидит перед телевизором кроха, смотрит фильм с эротическими сценами и сопровождает его такими комментариями, что взрослые диву даются.
Зато появилась неведомая прежде головная боль. Богатство во все времена прельщало людей; но прежде оно казалось не столь доступным. Порой кажется, что стремление к благосостоянию охватило все общество! Как и что говорить с детьми о деньгах, когда, каким способом вводить в детский обиход то, что и для самих родителей таит в себе столько трудностей и мучительных загадок? Как объяснить полярность материальных доходов общества, как комментировать криминальные сводки по телевизору об убийствах ради нескольких тысяч рублей? Почему труд врача и учителя оплачивается ниже, чем, скажем, труд того же программиста? И вообще, от чего зависит зарплата? Но пока родители размышляют, без их ведома и благословения деньги входят, вползают, врываются в жизнь детишек, становятся ее непременным атрибутом.
С ПЕЛЕНОК
Попытаемся теперь проследить более подробно весь процесс взросления и проблемы, возникающие на разных этапах.
Младенчество, казалось бы, можно опустить. Но недаром говорится, что воспитывать надо, когда ребенок лежит поперек лавки, а уж как ляжет вдоль, стараться поздно. Конечно, он еще ничего не понимает и не ориентируется, но ему дано бессознательное, чувственное знание, связанное с основами выживания и безопасности.
Ему все равно, сколько стоят костюмчики, в которые его наряжают, нет для него разницы, какой ему подкладывают подгузник. Зато если мать обременена ежедневной стиркой и валится с ног от усталости, у нее остается меньше времени, чтобы побыть с малышом, отреагировать на его плач. Внимание, уделяемое младенцу, зависит не только от материальных возможностей семьи, но серьезные денежные проблемы неизбежно его лимитируют.
Ребенок на своем безъязыковом уровне четко понимает, достаточно ли о нем заботятся, старательно ли ухаживают, есть ли у него эмоциональная поддержка, когда ему плохо. А это — основа, на которой в дальнейшем будет формироваться доверие или недоверие к родителям, ощущение собственной значимости и ценности, психическая гармония и выносливость. Так деньги начинают лепить человеческую личность одновременно с самыми первыми проблесками сознания.
Способность дифференцировать свое «Я», мысленно прочерчивать границу между собой и другими живыми и неживыми объектами полностью складывается к трем-четырем годам. Игрушки — главная собственность ребенка в этот период. По тому, сколько их и каковы они, как обращается с ними ребенок, можно многое узнать о семье, определить не только материальные возможности, но и характер родителей.
Все родители понимают, что, когда игрушек покупается слишком много, они перестают доставлять ребенку удовольствие. Но лишь в редких случаях мамы и папы способны действовать разумно.
Посещение большого детского магазина — удовольствие в любом возрасте. В душе у взрослого человека просыпается ребенок. О такой именно машине он сам мечтал, когда был маленьким. А об этакой даже и не мечтал — таких просто в ту пору не выпускалось! Огромное количество игрушек, без которых дети могли бы обойтись, родители фактически покупают для себя.
Современный человек вообще склонен приобретать значительно больше вещей, чем необходимо, заменять их новыми, когда они еще могут служить. Не в последнюю очередь это объясняется психологическим прессингом, которому его подвергают производители и торговцы. И на игрушки это тоже распространяется.
Трудно устоять перед бронебойной рекламой, соблазнительной выкладкой на витрине. Но есть и еще один важный момент. В одном ряду с одеждой, мебелью, машиной игрушки выполняют демонстративную роль. У меня все в порядке, сообщает с их помощью человек, я хорошо обеспечен, могу позволить себе и ребенку все самое лучшее и в любом количестве.
Избыток игрушек, по моим наблюдениям, не составляет большой беды, когда ребенок умеет в них играть — фантазировать, придумывать сюжеты с их использованием, находить им разные способы применения. Игра, если присмотреться, происходит в нем самом, в его духовном мире, игрушки же оказываются лишь дополнительным аксессуаром. Но лишь немногие рождаются с этим умением и немногие взрослые могут обучить этому...
В результате получается, что ребенок испытывает радость только в момент получения новой игрушки — радость обладания, а не использования, чувство острое, но быстро притупляющееся. Можно даже сломать ее, ведь вместо нее, как по щучьему велению появится другая.
У не слишком обеспеченных семей сегодня распространена и другая крайность. Есть десятки причин, в силу которых ребенку может быть отказано в новой игрушке. Она не так хороша, как ему кажется; у него уже есть несколько похожих; он не заслужил подарка, потому что плохо себя вел; он уже большой, а игрушка предназначена для малышей; игрушки интереснее не покупать, а делать своими руками, чем займутся с ним родители в ближайшее время... Мало ли что можно придумать!
Но чаще всего, по моим наблюдениям, дети сейчас слышат одно: «У нас нет на это денег», — и так запальчиво, с такой досадой и даже агрессией это обычно произносится!
Лет двадцать назад господствовали противоположные нравы. Люди, и в самом деле жившие в стесненных обстоятельствах, лезли из кожи вон, чтобы дети, не дай Бог, не почувствовали своей ущербности. А сейчас даже без особой необходимости часто подчеркивается социальная дистанция, неравенство, несовпадение возможностей. И это не может не влиять на психику маленького человека, поселяя в нем агрессию, повышенный интерес к деньгам и жажду обладания этими дефицитными бумажками.
О ЧЕМ МЕЧТАЕТ ПОДРОСТОК
Ситуация усугубляется растущей нестабильностью семей. Во множестве случаев ребенка растит кто-то из родителей — второго нет в живых или он не поддерживает никаких отношений со своей бывшей семьей после развода. Но бывает и так, что родителей становится сразу четверо. Говорят, это и есть цивилизованная форма разрыва — бывшие супруги и новые спутники общаются друг с другом, дети вхожи в оба дома.
Однако, как показывают исследования, никто из четверых толком не обращает внимания на детей, всем некогда, все заняты собой и поддержанием жизнеспособности свитых сравнительно недавно гнезд.
Однако годы бегут, дети взрослеют. В неустоявшемся, изменчивом облике подростка все явственнее проглядывают черты взрослого человека, каким уже скоро ему предстоит стать. Определились его склонности, таланты, а туманные видения и мечты принимают характер конструктивных жизненных планов.
За очень редкими, как правило, имеющими болезненную природу исключениями, центр существования подростка перемещается из дома в компанию сверстников. Он уже не отчитывается перед родителями, где бывает, с кем, чем занимается. «Иду гулять», — коротко он информирует их. На попытки установить контроль, он отвечает бунтом, даже если вы осыплете его материальными благами. Он будет пользоваться вашими подкупами, но все равно ускользнет от вашего надзора.
Мечты подростков... Пожалуй, по ним можно очень точно судить об изменениях, произошедших в нашем обществе. Раньше специалисты сетовали на полный отрыв воображения подростков от реальности. Они мечтали о немыслимых приключениях, путешествиях, геройских поступках, о покорении, образно говоря, недоступных вершин.
У нынешних тинэйджеров уже нет внутренних стимулов уноситься на крыльях мечты куда-то в поднебесье. Их фантазии на темы собственного будущего несравненно реалистичнее, приземленнее. Каждый из них видит себя прежде всего богатым человеком. Не Кощеем, сидящим на мешке с золотом, а богатым в конкретном, бытовом понимании. Жить в собственном доме, красивом и удобном. С бассейном, гаражом, бильярдной, тренажерным залом. Ездить в роскошном автомобиле, имея возможность заменить его на лучший, как только таковой появится в продаже. Покупать все, что заблагорассудится. Отдыхать на лучших мировых курортах.
Я обратил внимание на то, что среди знаковых формул, олицетворяющих для подростков успех, почти не встречается слов типа «прославиться», «стать известным». Девочки, находящиеся в самом романтическом возрасте, тем не менее полагают, что, если мужчина достаточно богат, правильно поступает девушка, которая выходит за него замуж без любви.
Власть родителей в ранней юности слабеет, мнение товарищей, одобрение среды значат для подростка больше, чем родительские нравоучения. Проблема, с точки зрения психологов, заключается в том, сохраняют ли родители свое влияние, и если да, то как его используют.
Продолжают ли настойчиво и целеустремленно культивировать в детях самостоятельность, желание максимально развить свои способности или толкают на путь иждивенчества, на поиски «полезных знакомств»? Учат ли с мудрым спокойствием относиться к своему положению, будь оно хуже или лучше, чем у большинства детей в классе, имеют ли ресурсы и каналы влияния на настроения и взгляды своих детей? Находят ли способы укрепить в детях убеждение, что только честная игра может привести к настоящему успеху, или молчаливо допускают, что ради крупного выигрыша можно поступиться совестью?
ОТКУП
По моим наблюдениям, многие родители испытывают жесточайшее чувство вины по отношению к своим детям. Еще в «застойные» времена социологи установили, что работающая женщина уделяет своему ребенку в сутки 12,5 минуты. У отца не набиралось и этого. И сегодня, я уверен, ситуация не изменилась. А деньги становятся универсальным средством развязки и в этой мучительной коллизии.
Мотивы могут различаться. В одних случаях они врачуют душевные раны, причиняемые чувством вины. Солидно потратившись на ребенка, родители возвращают себе право сказать самим себе: «Мы сделали для него все, что могли». Нередко на первый план выдвигается другое бессознательное стремление: мама и папа, видя, что ребенок отдаляется от них, пытаются купить его любовь. Трагедия в том, что ни компьютеры, ни мобильные телефоны, ни акустическая аппаратура — ничто не компенсирует душевной энергии, участия или даже хотя бы еще проще — искреннего интереса.
Психический аппарат ребенка, подготовленный природой к тому, чтобы развиваться, питаясь энергией родительской любви и внимания, самонастраивается на искусственный режим. И тогда радость по поводу каких-нибудь побрякушек, подаренных ему, или даже просто отданных в его распоряжение денег функционально заменяет собой счастье, приносимое полнокровными эмоциональными контактами с любимыми и любящими его людьми.
Возникает зависимость, полностью идентичная зависимости от наркотиков. Разница лишь в том, что при наркомании вещества, приводящие психику в искомое состояние, поступают извне, а при «мании» работают реагенты, продуцируемые самим организмом, — особые группы биологически активных веществ, гормонов. В остальном же все полностью совпадает. С такой же быстротой наступает привыкание, непереносимой, мучительной становится реакция на лишение. И тоже впереди маячит роковая черта, за которой наступает пресыщение, и новые дозы всего лишь предохраняют от полного разрушения.
В большинстве семей оба родителя работают, оба ведут независимый деловой образ жизни. Бабушки, тихо перебирающие спицами у камелька и рассказывающие внукам сказки, остались в далеком прошлом вместе с дедушками, видевшими в ребятне свое последнее утешение. Для нынешних детей моложавые, энергичные, поглощенные собственными делами старики — это всего лишь еще один источник подарков и денег.
Короткие часы, которые проводят вместе утомленные за день родители и дети, никому не приносят радости, а значит, никак не способствуют сближению. Из десяти реплик, обращенных к детям, девять, а порой и больше, несут в себе критический заряд. Если нет претензий к школьным успехам, то не устраивает внешний вид ребенка: не так причесан, не то на себя надел. Если добросовестно выполнил домашние обязанности, то слишком долго занимает телефон. У него плохие манеры, он неаккуратно ест, непочтителен и громко включает музыку... Если суммировать все эти упреки, получается, что, будь это в их власти, родители отказались бы от этих детей и заменили их какими-то другими.
Вот и глотают дети суррогат родительской любви в виде материальных ценностей, беззастенчиво и жадно требуя еще и еще денег, дорогих подарков, развлечений.
При этом, отмечают психологи главный парадокс ситуации, забота о ребенке выдвигается на первый план при исследовании вопроса о мотивах, заставляющих родителей так перенапрягаться на работе. Они бы, возможно, и рады были перейти на более щадящий режим, но тогда они не смогут столько зарабатывать и меньше будут давать детям. Благо ребенка — превыше всего...
СКОЛЬКО СТОИТ?
Шестилетний мальчик изводит окружающих вопросом: сколько это стоит? Родителям, воспитанным на традициях духовных ценностей, это не слишком приятно. Любопытство маленького человека, по их мнению, должны возбуждать эстетические или функциональные особенности попадающихся ему на глаза предметов, а вовсе не их цена. Несколько раз он поставил родных в ужасное положение перед приятелями. Те приносят подарки, он, вежливо поблагодарив, спрашивает: а сколько стоит эта машинка или трансформер?
Родители пытались объяснить, что воспитанные люди себя так не ведут, и хотели обратить разговор в шутку, и демонстрировали обиду, и даже наказывали. Все бесполезно. Наступает новый день, он приносит новые ситуации, а каждая из них — новую порцию тех же самых вопросов. В воскресенье мы идем на «Звездные войны» — а сколько стоят билеты? Мама купила куртку — а сколько она за нее заплатила? А какая зарплата у папы? А у дяди Сережи?
Ребенок постарше, семи-восьми лет, уже не только совмещает в своем сознании образ предмета с соответствующей денежной суммой. Ему начинает нравиться держать в руках деньги. Рассматривать, перекладывать, пересчитывать, прикидывать. Вот у меня 75 рублей, а если мама даст еще 25, будет 100! Он не так часто просит, как еще недавно, купить ему лакомство, жвачку или игрушку, но не упускает случая выпросить «немножко денег», с негодованием отвергая мелочь. Тратит он их в результате на те же самые жвачки или чипсы, на компьютерные игрушки, но главное удовольствие получает от обладания деньгами, от игры в выбор: можно купить это, а можно то...
Удивительная вещь! Если велеть этим ребяткам, лихо пересчитывающим свои сбережения, пойти и купить простейший набор продуктов, едва ли они с этим справятся. Они запутаются в купюрах, не сумеют проверить сдачу, могут потерять часть денег, а то и все.
Не потому что в шесть-семь лет это непосильная задача, а потому что мальчики и девочки такого опыта не имеют и за один раз его не приобретут. То есть в прямом и первом своем назначении, как инструмент хозяйственной жизни, деньги ими никак не освоены, это у них далеко впереди. Однако это не мешает деньгам уже сегодня утвердить над ними свою власть, включиться в их переживания, войти в мир их эмоций.
В шесть-семь лет начинается этап активной социализации. Появляется способность к анализу, к выработке самостоятельных суждений. Ребенку открывается многообразие мира, он начинает сравнивать себя с другими детьми, своих родителей — с другими взрослыми, свой родной дом — с другими домами. Он обостренно реагирует на все, в чем проявляется место, занимаемое в жизни им самим и его семьей.
Именно в шесть лет, по наблюдениям психологов, появляются зачатки осмысленного отношения к деньгам как к фактору, определяющему это самое место. Мы живем так. А вот наши соседи (друзья, родственники и т.д.) живут по-другому. Одни — гораздо лучше. У их детей есть дорогие навороченные компьютеры, велосипеды, их возят на курорты с незнакомыми красивыми названиями, где сотни развлечений. И все это зависит от того, сколько у кого денег. Неспокойное, акцентированное внимание ко всем денежным делам, характерное для сегодняшнего дня, передается современным детям раньше, чем это в состоянии вынести их психика.
Семилетний ребенок может достаточно точно обрисовать материальное положение своих одноклассников. Он не пропустит ни один из признаков, свидетельствующих о материальной обеспеченности семей своих приятелей. С этих же пор родители начинают ощущать, что ребенком управляет диктат его социального окружения. Детская среда точно моделирует нравы «большого общества» — власть моды, культ предметов, наделяемых особым ореолом престижности.
Если в классе, где учится ребенок, принято оценивать успехи и место во внутренней иерархии не по тому, что человек умеет, а по тому, что имеет, — надо обладать силой характера, чтобы сознательно отказаться от участия в этих гонках.
ДЕНЬГИ — УСПЕХ?
Для западных моих коллег, насколько я понял, ключевым словом при рассмотрении этой проблемы служит слово «успех». Сначала, пока ребенок совсем мал, знаками его достижений служат улыбки и поощрительные слова. Не случайно современная педагогика настаивает на том, что без похвалы, без ободряющего жеста не должно оставаться ни одно проявление, ни один поступок малыша, которые хотя бы в малейшей степени этого заслуживают! Общаясь со взрослыми, ребенок в простейшей, а затем во все более усложняющейся форме выстраивает для себя программу — что он должен делать, каким должен быть, чтобы получать эти подтверждения своего преуспеяния.
Но ведь ребенка не только целуют и гладят по головке: похвала, поощрение естественным образом принимает и материальную форму. Совершенно необязательно сводить дело к вульгарному торгу: если ты сделаешь то, о чем я прошу, ты получишь шоколадку. Достаточно повседневного обитания в нормальной, то есть теплой, доброжелательной атмосфере семьи, где все по мере сил стараются чем-то порадовать друг друга, чтобы прочно закрепить в психике и натуральный, и, главное, символический смысл материального.
Задолго до того, как он сможет выражать это в словах, ребенок начинает догадываться, что деньги — это не только такие волшебные бумажки, которые можно превратить в любую понравившуюся вещь. Деньги — сила, деньги — успех. Кто ему это сообщает? Персонально — никто. Но все, что он улавливает на подсознании и в разговорах родных, окружения, в рассуждениях «говорящих голов», появляющихся на телеэкране, пока он ждет начала своих любимых мультиков, в собственных наблюдениях за жизнью чужих людей, с которыми он так или иначе соприкасается, — все это подводит его именно к такому пониманию роли и ценности денег.
Опытный педиатр, пожилая женщина, рассказывает: в воскресенье ей позвонил незнакомый человек и пригласил к заболевшему ребенку. Погода была плохая. Ехать через весь город, врач стала отказываться: не единственный же она специалист по детским болезням в столице! Но голос незнакомца звучал непререкаемо: «Мне вас рекомендовали, я хочу, чтобы приехали именно вы, я пришлю машину». В назначенный час роскошный автомобиль ждал ее у подъезда.
Осмотреть больного мальчика лет пяти оказалось делом непростым. Он капризничал, не хотел открыть рот и показать горло. А когда нужно было пощупать живот, натянул одеяло до подбородка: «У вас холодные руки». «А вот и не угадал! — врач старалась не реагировать на прозвучавшую в голосе маленького пациента неприязнь. — Я приехала на машине, а в ней было тепло». Мальчишка взглянул с интересом: «На машине? У вас есть машина? Какая?» Пришлось объяснить, что машины у нее нет, а привез ее папин шофер. «На НАШЕЙ машине? А как вы поедете обратно?» И мальчишка вскочил с кровати и кинулся к отцу.
«Зачем ты дал ей нашу машину? — закричал он чуть не плача. — Это наша машина! На ней должны ездить только ты, я и мама! Я не хочу, чтобы она ездила на ней!!!»
«Впервые я попала в такой переплет, что не знала, как вести себя с ребенком, — рассказывала мне пожилая женщина. — Смешно, когда взрослый человек, тем более профессионал, вступает в противоборство с пятилетним пацаном. Но я чувствовала себя задетой до глубины души. Как я должна была поступить? Отказаться от осмотра и уехать? Или провести душеспасительную беседу о том, что человек, не имеющий денег на машину, тоже человек?
По-видимому, папа пообещал сыну не отправлять меня домой на их машине, и сын утихомирился. Родители ни слова не сказали мне по поводу инцидента: никто не принес извинений, не попытался как-то объяснить поведение сына».
Размышляя над этим колоритным эпизодом, я думал о том, что материальное положение ребенка всегда двусмысленно, растет он в богатой или бедной семье.
Как он не причастен к факту своего рождения, точно так же стопроцентно пассивна его роль в том, на каких позициях в обществе он оказался, где ему назначено расти — в хижине или во дворце. Ни малейшей его заслуги в том, что он вознесен к самым вершинам социальной иерархии, как нет и ни капли его личной вины, если он обречен жить внизу. Однако он переживает и гордость за достижения родителей, и чувство униженности за их неуспехи как главное действующее лицо. И в обоих случаях, хоть и по-разному, это деформирует личность.
Общества, в которых уже не первое поколение живет с установкой на личный успех, на высокую личную конкурентоспособность, успели выработать продуманную технологию воспитания, которая позволяет если не снять, то хотя бы смягчить этот опаснейший для ребенка внутренний конфликт.
Если мы хотим воспользоваться этим опытом, нам придется прежде всего заставить себя отказаться от двух крайностей: первая — деньги слишком грязны для чистой детской души, и потому чем позже дитя входит в соприкосновение с ними, тем лучше. И вторая — главная ценность в современном мире — деньги. Как удержаться на грани, не впадая в эти крайности?
Сегодня невозможно воспитывать сына или дочь, не используя материальные стимулы. Это наш рабочий инструмент, не единственный, но необходимый. Он достаточно коварен, поскольку может дать тяжелые побочные последствия, но если пользоваться им правильно, то и взаимодействие с ребенком благодаря ему во многом упрощается, и навыки правильного, взрослого поведения нарабатываются скорее и вернее.
Разницу между правильным и неправильным подходом к использованию материальных стимулов в воспитании определяет родительская цель. Чего они в конечном счете добиваются? О ком или о чем они прежде всего думают — о ребенке, о его будущем или о собственных сиюминутных удобствах? Не всегда даже для самих родителей ответ на этот вопрос очевиден, ведь мы не любим признаваться себе в эгоистических побуждениях и очень ловко умеем драпировать их более благородными мотивами.
МОЖНО ЛИ ПЛАТИТЬ ДЕТЯМ ЗА ПОМОЩЬ?
Не так давно я оказался втянут в дискуссию, которую завели две серьезные, думающие женщины, воспитывающие детей десяти-двенадцати лет. Суть в следующем — дети подрастают, и необходимо научить ребенка поддерживать порядок в доме, убирать, готовить. Естественно, что обычный ребенок воспринимает такую нагрузку без удовольствия.
Одна из матерей решила проблему элементарно, заключив как бы контракт с дочкой: ты убираешь квартиру, а я плачу за это. И получилось совсем не плохо. Девочка стала с большей охотой выполнять скучные и не всегда приятные процедуры.
Другой матери, которая безуспешно боролась с ленью сынишки, такой подход показался кощунственным. Человек, живущий в семье, большой или маленький, просто обязан вносить свою лепту в поддержание быта без всякого вознаграждения. Дети должны помогать матери, потому что хотят помочь родителям. Вот такие благородные душевные мотивы должны быть заложены воспитанием. Деньги же все опошляют, убивают любовь. «К чему же придем? Я скажу: сынок, я плохо себя чувствую, сходи в аптеку за лекарством. А он в ответ: гони, мать, червонец, тогда, так и быть, схожу?» — кипятилась подруга.
Но и первая мать не сдавалась: «Долг, обязанность — звучит, конечно, красиво, но ты сама говоришь, что не очень-то у тебя с этим получается. Твой парень уходит в школу, не застелив постель и не убрав после себя чашку. А я своей даже не напоминаю, что пора вымыть пол на кухне или пропылесосить».
Согласитесь, что рациональное зерно есть в аргументах обеих мамаш. Но...
Насколько просты и элементарны бытовые операции, из-за которых разгорелся сыр-бор, настолько же сложна их психологическая подоплека.
Есть многоплановая, полифоническая система отношений, о чем мы неоднократно писали в нашем журнале, имеющая долгую историю, поскольку складываться она начинает задолго до рождения ребенка. Обсуждаемый нами сюжет — всего лишь фрагмент этой системы, который выглядит чем-то отдельным, а на самом деле полностью зависит от целого.
В первом случае между матерью и дочерью существует, как я убедился, очень прочная эмоциональная связь, взаимопонимание. К своему «контракту» обе относятся как к игре, с изрядной долей юмора. Некая домохозяйка (мама) нанимает приходящую помощницу (дочку) по хозяйству. Наша психика благодарно отзывается на такие игровые переключения, переодевания, они помогают преодолевать рутинную будничность повседневного быта. Кстати, оказалось, что девочка тратит заработанные деньги не только на себя, но и с удовольствием делает небольшие подарки домашним.
В другой семье, где нет такой теплой атмосферы, плата за домашнюю работу, денежные расчеты могут стать антагонистом эмоциональных контактов, они довершат процесс формализации отношений, взаимного отчуждения и очерствения.
«Как могут засвидетельствовать детские и семейные психотерапевты, эгоистичные дети чаще всего являются прямым продолжением эгоистичных родителей, — пишет авторитетный исследователь. — Поскребите самовлюбленного ребенка — вы обнаружите самовлюбленных родителей, которые все еще живут в мире фантазий и неразрешенных конфликтов, доставшихся им с детства. Эти люди видят в детях всего лишь свою одушевленную собственность, источник личного удовлетворения. Ребенок как личность, как отдельный человек для них просто не существует».
Американские родители, прислушивающиеся к советам психологов, никогда не используют деньги как инструмент наказания или запугивания. Мы же, когда хотим добиться быстрого результата, тут же грешим формулой «не сделаешь — не получишь». В стратегическом плане она никуда не годится. Это вообще один из важнейших принципов воспитания ответственности и независимости личности — опираться на похвалу за хорошие поступки, а не на наказания и угрозы: вести себя в обоих случаях дети будут одинаково, но у них по-разному сложатся системы мотивации.
Не следует прибегать и к явному подкупу: ты сделаешь то, что я тебя прошу, тогда получишь то, что тебе хочется. Не следует мельчить, оперировать мелкими конкретными ситуациями: сегодняшняя школьная отметка, сегодняшнее выполнение поручения — и соответствующая награда. Здесь должен включаться и особый психический механизм — удовлетворение от вовремя сделанной работы, выученного, хотя и нелюбимого урока, выполненного поручения. И это зависит, еще раз повторяю, в немалой степени от того, как воспринимают окружающий мир родители, каковы их взаимоотношения друг с другом, насколько широк их кругозор, многообразны ли интересы, умеют ли они любить, восхищаться и просто радоваться жизни.
ЧТО НЕ КУПИШЬ ЗА ДЕНЬГИ
Как-то 13-летний Владик стал горячо убеждать отца и мать в «неправильности» их жизненного подхода, с юношеским максимализмом доказывая, что деньги в этом мире решают ВСЕ. При этом кивал на состоятельных знакомых, приводил убедительные примеры из жизни олигархов и рок-звезд.
Родители, озадаченные столь яростным напором, были сбиты с толку. Однако в какой-то момент сумели собраться и сказали следующее: «Поверь, Владик, в мире не все измеряется деньгами. Да ты сам в этом убедишься когда-нибудь. Разве можно купить любовь, дружбу, сердечную привязанность? Ты приводишь примеры, когда девушки выходят замуж за денежный мешок. Но разве она отдает взамен свою любовь? Она просто принуждает себя к совместному проживанию, совершая над собой насилие! Так же дело обстоит и с дружбой. Давай, тебе заплатят много денег, разрешат к этой сумме приписать еще десятка два нулей, чтобы ты, скажем, перестал дружить со своим близким другом Сережей, а стал дружить с Лешей, с которым, как ты говорил, тебе совсем неинтересно. Как бы ты себя ни пересиливал, ты все равно не станешь Лешу любить и уважать, все равно сердце твое и душа будут обращены к твоему другу Сергею».
По всей видимости, слова были найдены очень точные, да и взаимоотношения в семье были соответствующие. Недавно Владик, которому исполнилось уже 16 лет, сам по-взрослому убеждал маму не менять работу на более высокооплачиваемую, на которую ее приглашали: «Здесь ты чувствуешь себя хорошо, работа интересная, коллектив отличный. На новом месте нагрузка возрастет в несколько раз, измучаешься вся и деньгам будешь не рада».
***
Хотим мы этого или нет, нам некуда деться от того, что нынешнее поколение — это первое поколение, которое родилось и теперь взрослеет в эпоху полноценных, живых денег. И поэтому у нас пока больше вопросов, чем ответов. Однако анализировать ситуации, задавать вопросы и размышлять, оглядываясь на опыт развитого европейского общества, необходимо. Ведь мы хорошо знаем: понять, в чем заключается проблема, — значит наполовину ее разрешить.
Записала Оксана СТРОКОВСКАЯ.
Арон БЕЛКИН,
Комментарии